— Боже мой! — Гольдера во все глаза глядел на заваленную трупами равнину. — Они просто спятили, все шли и шли… Господи, нам конец!
— Они вернутся, — согласился Сингх. — Но мы, пожалуй, еще поживем!..
Протяжное мычание разнеслось над двором, и все увидели корову, которая, дико вращая глазами, промчалась мимо паническим галопом, неуклюже шарахаясь от поваленных тел.
Солдаты проводили ее изумленными взглядами, потом Арчер пробормотала:
— Они ее не тронули?
Последовала еще одна долгая пауза, потом Штейн задумчиво предположил:
— Может быть, ископы любят коров.
Арчер попыталась улыбнуться, но пережитое потрясение было еще слишком сильно, и улыбка не получилась.
— Когда они нападут в следующий раз, я займу огневую позицию за коровой.
— Да нет же, я серьезно! — настаивал Штейн. — Вдруг ископы действительно их любят? Ну, как эти… индусы.
Сингх строго посмотрел на него.
— Я сикх, а не индус.
— Виноват, сарж. — Здоровяк ухмыльнулся.
— Ладно, хватит болтать, — решительно оборвал дискуссию сержант. — Кто-нибудь ранен?
— Нет. Нет.
— Тогда доложите, сколько осталось патронов, — приказал сержант.
Насер печально махнул рукой в. сторону брошенного на пол пулемета.
— У меня пятьдесят шесть патронов, но механизму — конец. Теперь эта штука годится только на то, чтобы лупить ею ископов по головам.
— Боюсь, так нам и придется поступить, — поддержала его Адоба. — У меня тридцать два патрона для винтовки и двадцать — для пистолета.
— У меня — сорок для винтовки, — доложила Арчер. — И ноль для пистолета, — добавила она зачем-то, хотя радисту пистолета не полагалось.
— Тридцать один патрон к винтовке и пистолет с одним магазином, — извиняющимся тоном пробасил Штейн. — В нем ведь два десятка, верно?
— Ты, я вижу, слишком долго целился, — пошутил Гольдера чуть дрожащим голосом. — У меня осталось двадцать девять патронов к винтовке. Это все.
— А где твой пистолет? — строго спросил Джонсон.
— Не знаю. — Гольдера пожал плечами. — Когда мы вырвались из Эмити, его уже не было. Я решил, что возвращаться за ним не стоит.
— Одиннадцать патронов к винтовке и двадцать к пистолету, — сказала Берджес и отвернулась, когда Сингх смерил ее неодобрительным взглядом.
— Придется заняться укреплением боевой дисциплины, — холодно уронил он. — Капрал?..
— Двадцать четыре и двадцать, — отрапортовал Джонсон.
Сингх поглядел за окно и прищурился, словно что-то подсчитывая.
— Еще на одну атаку хватит, а может, и нет, — проговорил он. — Придется сражаться врукопашную.
— Ископов все равно больше. Может, стоит вооружиться трофейными копьями? — предложила Адоба. — Это будет получше, чем наши ножи.
— Согласен. — Сержант снова повернулся к своим подчиненным. — И собрать копья нужно сейчас. Ночная темнота укроет не только нас от ископов, но и ископов от нас. Кто пойдет? Добровольцы есть?
— Я пойду, — устало выдохнул Джонсон.
— И я, — поспешно добавил Гольдера, которому не терпелось реабилитировать себя за потерянное оружие.
Солдаты разобрали баррикаду у парадной двери ровно настолько, чтобы двое смельчаков могли проскользнуть наружу, и Джонсон с Гольдерой выбрались из здания. Оба старались привлекать к себе как можно меньше внимания, а капрал, подобравшись к ближайшим трупам, сразу вооружился копьем на случай, если кто-то из ископов только притворился мертвым. Потом Джонсон только собирал копья и передавал Гольдере, который относил их к дыре в баррикаде, в свою очередь не забывая зорко следить за долиной вокруг станции.
— Эй, капрал, — позвал он вполголоса во время одного из таких путешествий.
— Что?
— Вам страшно?
— Страшно.
— Черт, мне тоже, — признался Гольдера. — Если вы выберетесь из этой заварухи живым, а я — нет, напишите моей матери, что я держался молодцом, даже когда боялся. Обещаете?
— Конечно. — Джонсон подобрал два последних копья. — Ну, теперь у каждого из нас будет по две этих ископских палки; думаю, этого достаточно. Давай возвращаться.
— А у вас есть кто-то, кому можно написать, если вы не выберетесь? — неожиданно спросил Гольдера.
— Нет, — не задумываясь ответил Джонсон. — Больше нет.
Когда они вернулись в здание, брешь в баррикаде сразу заделали, и Сингх заставил каждого испытать новое оружие. Джонсону копья показались прочными и хорошо сбалансированными для колющего удара, но для метания они не годились из-за слишком тяжелых наконечников. Потом все снова заняли наблюдательные посты возле окон, а в зал вернулись ученые.
— С детьми трудно, — пожаловался Джуни. — Они все время спрашивают, когда поедут домой и почему нельзя поговорить с родителями. Мы им, конечно, объяснили, как это важно — продолжать секретную игру, но стрельба их напугала.
— Ничего, сейчас для нас главное — дожить до вечера, а это будет непросто. Расскажите-ка нам лучше про ископов. — Сержант повернулся к ученым.
Скорс неприятно оскалился в ответ.
— Я планетарный геолог. Аборигены меня никогда не интересовали.
— А я эколог. — Джуни пожал плечами. — Я изучаю не какой-либо отдельный вид живых существ, а всю систему в целом. Кстати, свою докторскую диссертацию я писал в Старом Гарварде под руководством профессора Хэддлтона. Моя специализация — «Взаимодействие между элементами экосистем и их влияние на эволюцию системы в целом».
— Ух ты! — насмешливо откликнулась Адоба.
Ариана бросила сердитый взгляд сначала на Скорса, потом на Джуни и покачала головой.
— Я тоже не изучаю аборигенов — только их легенды и фольклор.
— Что, вероятно, делает вас крупнейшим из ныне живущих специалистов в этой области, — буркнула Берджес.
Ариана поморщилась, а Сингх и Джонсон с неодобрением посмотрели на подчиненную.
— Все правильно. — Ариана вздохнула. — Так что вы хотели узнать об ископах?
— Мы знаем, что они землепашцы и скотоводы. Так нам говорили на инструктаже перед выброской… — Сингх жестом показал куда-то в потолок. — Расскажите, как они мыслят. Вчера вы упомянули героев, которые умеют встречать смерть улыбкой. Каких именно героев вы имели в виду?
Ариана ненадолго задумалась.
— Ископские мифы и легенды описывают одного персонажа, имя которого переводится как «защитник тропы». Это их величайший герой. Я называю его Гораций в честь древнего героя, который оборонял мост от врагов. Ископский Гораций защищал звездную дорогу от демонов, которые хотели спуститься на Имтеп, чтобы истребить предков местных жителей, и погиб в неравной борьбе. Мне так и не удалось разобраться, почитают ли его за то, что он спас народ ископов, или за то, что он пал в бою, но не пропустил демонов на Имтеп, однако у меня возникло чувство, что восхищение, которое аборигены питают к Горацию, объясняется главным образом его героической смертью. И как ни странно, это восхищение нисколько бы не уменьшилось, проиграй он свою битву. Правда, если бы демоны проникли на планету, никаких ископов не было бы вовсе, однако главное — именно его гибель. Или, точнее, готовность Горация принять смерть. Так мне кажется.
