Позже мне рассказывали, что новость пронеслась как пожар еще до официального объявления. Верхи затаились и молчали. Верховный Совет тоже затих, ожидая, что первым делом новый государь обратится к ним. Завязались переговоры на высших этажах власти, а остальной Мистбург просто не мог поверить в происходящее.
Жизнь во всем остальном городе замерла.
Хотя, конечно, ненадолго. Уже через пару дней город оттаял, люди зажили обычной жизнью. Но в тот момент улицы, дома – весь Грей, были пропитаны настороженностью. Мы сидели, переглядывались и боялись задать вопрос, волновавший нас всех.
– И что теперь? – сложив руки на груди, наконец спросил Никлсон, и блокада молчания прорвалась:
– Мы свободны?
– Нас переведут куда-то?
– Мы можем отправляться по домам?
Но лейтенант только покачал головой.
– Нет, – ответ дался ему нелегко. – Мы продолжим службу. Пока не придет другого приказа.
Дэнни закусил губу, Никлсон тихо выругался.
– То есть и дальше… – прошептал Клюв.
– Командир! – резко встал Кракен. – Есть предложение. Давайте барон сбежит из-под стражи. Время сейчас смутное, нас никто не поругает.
Лейтенант снова покачал головой.
– Но почему? – повысил голос Кракен. Затем хитро прищурился: – О чести заботитесь, господин офицер? Да кому она, ваша честь, нужна, если все умрут из-за этого аристократишки? Сколько это будет продолжаться? Бьют по барону, а попадают по нам! По нам!
В этот момент должна была пролиться кровь. Я вскочил со стула – вклиниться между Эдом и лейтенантом. И почувствовал, что не успеваю. Сейчас командир поднимет взгляд, уставится на Кракена, достанет пистолет…
Но почему-то лейтенант сидел, уставившись в пол, и не спешил чинить расправу над Эдвардом.
– Я… – тихо сказал он, – предлагал ему уехать из отеля. Скрыться где-нибудь, а появиться только к аудиенции.
– А, – только и сумел произнести донельзя удивленный Кракен.
– Он отказался, – голос лейтенанта окреп. – Фактически приговоренный человек. Отказался. А значит, нам не время малодушничать. Мы будем его охранять.
Лейтенант поднял голову и посмотрел на нас. В его глазах по-прежнему были ярость и страх. Но ярости все же больше. Он встал:
– Все. Совещание окончено, всем разойтись по постам.
– Но…
Ладонь на рукояти огнестрельного оружия – хороший довод. Снова появилось ощущение близкой крови. Кракен стушевался и отступил, а лейтенант, не говоря ни слова, вышел.
5
Ночь прошла спокойно. В смысле, без происшествий. На душе у нас, ясное дело, скреблись кошки. Каждый гадал, что принесет воцарение нового государя. Если подумать, то с начала этого дежурства поспать нормально не удавалось никому. Даже Кравицу. На него напало вдохновение, и он полночи что-то записывал, а потом сразу ушел на вахту. Я проворочался от заката до рассвета, а потом наступило холодное утро. Все были молчаливы и угрюмы. Даже всегда мрачный Никлсон, стал еще мрачнее. Вряд ли кто-то сказал друг другу хоть пару слов. Так продолжалось до обеда.
А затем умер Эдвард.
Он не мучил себя мыслями о погибших товарищах и беспокойном будущем. Спокойно отдежурив, уединился со смазливой горничной. Я как раз обедал в нашей комнате, когда прозвучал громкий выстрел. А затем пронзительный женский визг. Мы буквально вылетели в коридор и чуть не столкнулись с бледным лейтенантом.
– Откуда?
Я пожал плечами. Клюв оттолкнул меня и побежал к комнате барона. К нам спешили Дэнни с Кравицем.
– Откуда стреляли?
– А ну, марш на свой пост! – рявкнул им лейтенант. – Не хватало, чтобы барона уложили, пока мы все будем бегать!
А затем он повернулся и помчался за Клювом.
Когда я вошел в комнату, они уже успели накрыть тело Мерля простыней, и та уже пропиталась кровью. Судя по всему, у Кракена напрочь отсутствовала голова – вся осталась на стене и полу. Хиллбоун получил еще одну жертву. Эдвард мне никогда не нравился, но такого бы я ему не пожелал.
– Мы… здесь… – плача навзрыд, выдавливала из себя слова полуголая девушка. – А потом он встал… Закурил… Открыл занавеску…. И тут…
Лейтенант накинул ей на плечи свой сюртук и вывел. Мы с Клювом переглянулись. Он поднял с пола недокуренную сигарету Мерля.
– Посмотрел на вид из окна, покурил после траха, придурок несчастный… – сказал Клюв. Затем затушил сигарету об ошметок на стене, и мы покинули комнату.
В голове билась только одна мысль. Что кроватей теперь хватает на всех нас. Просто хватает.
6
Семеро гномов варили обед.
Не было фарша у них для котлет.
«Ты не волнуйся, это не больно…»
Гномов шестерка обедом довольна.
Вечно веселый Кравиц уже успел что-то вспомнить или даже придумать по случаю.
Шестеро гномов пошли на рыбалку.
Самый глазастый увидел русалку.
Бросился в воду за ней ловелас.
Пятеро гномов в рассказе у нас.
Пел он громко, чтобы было слышно не только нам с Никлсоном, но и парням у дверей барона. Да что там, думаю, пол-отеля все отлично слышало.
Пятеро гномов…
В этот момент в комнату зашел лейтенант. Несколько секунд стоял, а потом с размаха, молча, зарядил Кравицу кулаком в зубы. Тот охнул и упал, поперхнувшись, очередным куплетом. Лейтенант мигом очутился рядом. Ударил в лицо – раз, другой – с остервенением. Опомнившись, мы кинулись разнимать дерущихся. Вернее, оттаскивать командира – Кравиц лежал на полу и скулил.
– Ты сам понимаешь, что поешь, сволочь? – наконец прорезался голос у лейтенанта. – Это люди умирают! Твои товарищи! А ты во все горло распеваешь всякое дерьмо?! Отпустите меня!
Мы с Никлсоном отступили, но встали так, чтобы находиться между драчливым офицером и Кравицем. С ненавистью посмотрев на нас, лейтенант выругался и вышел.
– Совсем плох стал, – проговорил Никлсон. Я промолчал. Обсуждать начальство – увольте. Сзади, кряхтя, поднялся и сел Кравиц. Сплюнул кровь, утерся.
– Эх, чем-то девушки в этом отеле прогневили богов, – задумчиво сказал он.
– Чего? – я ожидал от него чего угодно, только не таких слов.
– Ну, сам подумай, была у них радость – сержант. Нету сержанта. Затем Кракен. Где сейчас Кракен? Вот я и говорю, не везет им. Девушкам, в смысле. В храм бы хоть какой сходили, жертву принесли… – терпеливо объяснил мне Кравиц.
Лейтенант бы за такое снова дал ему в морду. Но я расхохотался так, как не смеялся уже давно.
Наконец день протянул мимо нас каждую из своих невыносимо долгих минут, стемнело, и дышать стало немного легче. Я отдежурил, немного постоял в коридоре. Поболтал с милашкой-горничной. Назвалась Софи. И почему я никогда не обращал на нее внимание? Настроение немного наладилось. Однако, зайдя в нашу комнату, я сразу понял – что-то не так. Обычно угрюмый, но спокойный Никлсон был чем-то очень возбужден. Кравиц стоял перед ним и пытался сделать вид хорошую мину при плохой игре.
