А поскольку рядом с ней в ее личной жизни, наверное, в связи с ее большой занятостью сейчас никто из особей мужского пола не крутился, молодой крепкий парень Рафаэль, с его соблазнительной фактурой, вызывал иногда у Семкиной весьма недвусмысленные желания.
Елена Станиславовна и Рафаэль стояли у окна и обсуждали вопросы нейтрализации «мебельщиков». Что для «Эванса» выгоднее: пойти с ними на компромисс или организовать противостояние? Психологическое состояние в этот момент отличалось от того, которое сейчас могла бы испытывать на ее месте железная леди. Железной Семкина не была.
От неудач Елена Станиславовна хотела просто по-женски поплакать, к тому же ей непреодолимо хотелось упасть на широкую мускулистую грудь Сафарова, прижаться и так стоять, стоять…
И она не удержалась, обняла. Рафаэль растерялся. Оттолкнуть ее, разумеется, он не мог. Полуобнял и попытался сказать что-то ободряющее.
Елена Станиславовна, подумав нечто вроде: «Боже мой! Как глупо себя веду, никакой ответственности или хотя бы осмысленности», потянулась губами к его губам. Принимая поцелуй, Сафаров задрожал от возбуждения.
Рафаэль не успел о чем-либо подумать.
В этот момент, постучав и, разумеется, не дождавшись разрешения, в кабинет вошла Анна. Сафаров мягко попытался отстраниться.
Елена Станиславовна сообразила и отреагировала не сразу.
Увидев картину «Скарлетт и Эшли обнимаются… да нет, черт возьми, они целуются!», Гудкова остолбенела. Возмущению ее не было предела, но оно застряло в горле. Анна пулей выскочила из офиса, забыв даже, зачем приходила.
Зашла за угол здания в укромный уголок, стояла и размазывала слезы, сопли и тушь по лицу.
Через полчаса отчаяние сменилось ненавистью: «Надо же, какая сволочь! Сделал мне ребенка, а теперь к директорше!.. А эта сучка тоже хороша! Знает, что мы живем с Рафом, и лезет! Совесть есть? Ну, я ей покажу!»
Вечером, как только все разъехались по домам, на основном складе, там, где хранились и заготовки, и уже готовые изделия, и лакокрасочные материалы, запылало. Пожарные приехали, но к складу подъехать не смогли, дворик был завален всякой рухлядью. Пламя перекинулось на соседнее здание — фабричное.
Огонь распространялся как живой. Сделать ничего было нельзя. Пожарные поливали пепелище.
Жертв не было, люди успели выскочить вовремя. Начальница склада была уже дома. Рабочие, оставшиеся для дополнительного заработка, выскочили. Но вся фабрика сгорела дотла.
Елена Станиславовна чувствовала, что мир уходит из-под ее ног. Кое-как дотянула до вечера. Приняла на ночь снотворное и двойную порцию феназепама.
Прометей со своей помощью людям на этот раз явно перестарался — подкинул огоньку, да не туда. К старым неприятностям добавилась еще и новая, да какая! Врагу не пожелаешь!
Следственные органы и пожарные эксперты долго копались, пытаясь обнаружить причину возгорания. Нашли, конечно, много возможных причин. Но основная достоверно установлена не была.
Может, ветхая электропроводка, может, неосторожное обращение с огнем, а может, поджог! В заключении написали: «установить причину не представляется возможным».
Дознаватель поработал основательно. Выспросил почти у всех по минутам, кто где был, зачем и почему.
Оказалось, что Анна заходила туда незадолго до ухода домой, но заходила по делу, как обычно. Придраться не к чему. Заходили и клиенты — те, кому отгружали мебель и фурнитуру. Очевидно, что даже если это поджог, дело зависнет.
Три дня Семкину давила депрессуха. Елена Станиславовна боролась с ней посредством активных упражнений в фитнес-зале, использования русской бани и полного игнорирования производственных дел. Наконец почувствовала, что отходит.
Более того, обнаружила в себе силы для войн вселенского масштаба. Страх и опасения пропали…
Что-то внушало уверенность — наверное, женская интуиция, — что пожар устроила Анна… Девку эту неблагодарную немедленно уволить! А лучше посадить! Ревность должна иметь свои пределы…
Все-таки вполне может быть, что это происки «мебельщиков»! А почему нет, реальная версия!
Сан Саныч конкретно насчет пожаров намекал! Может, это они в подтверждение его слов, для профилактики, так сказать! Эти ребята зря словами не разбрасываются! Стоит только вспомнить о судьбе покойного мужа.
Делать нечего! Плюнуть на все и начать все заново!
Елена Станиславовна вызвала Сафарова. Рафаэль чувствовал за собой вину. Ведь это он отвечает за безопасность жизнедеятельности фирмы «Эванс плюс». И этот пожар — результат его недоработок! Кроме того, он целовался с начальницей, когда зашла Анна, и это ему не сошло с рук.
Дома он выдержал целую словесную экзекуцию!
Точнее, терпел и выдерживал только сначала, а потом взорвался. Наговорил всякого, назло, хотя не собирался: «Да, действительно, гендиректорша ему нравится, и если бы он хотел… Давно бы уже все случилось! Но он от этого уходил, а сейчас ее избегать — и не подумает!»
Разругались в пух и прах.
Анну он еще никогда не видел такой злючкой. Откуда ему было знать, что так может действовать на женщину беременность и обида!
Потом, правда, остыл и попытался объяснить, что ничего между ними не было, что Елена Станиславовна была просто не в себе, а он сразу не мог ее оттолкнуть…
Сафаров чувствовал себя кругом виноватым.
Но длительное самоедство было ему чуждо. Сангвиник по темпераменту, он был готов действовать, действовать смело и решительно. Горел желанием выполнять все приказы начальства. К тому же его подстегивал еще и риск потерять работу. Когда работа тебе нравится и хорошо оплачивается, терять ее ой как не хочется.
А у Елены Станиславовны имеется полное моральное право уволить начальника службы безопасности фирмы «Эванс плюс».
Она вызвала к себе Сафарова, сначала молчала, копаясь в бумагах. «Что она там может найти, все же бумаги сгорели», — раздраженно подумал Сафаров.
Наконец заговорила:
— Рафаэль, твою Гудкову я пока отстраняю отдел!
— Увольняете?
Думаю, придется. Тебе не кажется, этот пожар — результат ее глупости и ревности?
— Абсолютно исключаю такую возможность. Я с ней говорил, она шокирована случившимся. Пожар для нее был полной неожиданностью. Я намекнул, мол, не ты ли случайно приревновала, она возмутилась! — Сафаров врал напропалую, так убедительно, что начинал уже сам себе верить.
Елена Станиславовна некоторое время смущенно молчала. Потом вяло махнула рукой:
