Я остановился и в панике замер на секунду, но взял себя в руки и шагнул следом за остальными. Когда я подошёл к двери в квартиру Чака, оттуда слышалось множество криков, но никто не стрелял.
— Нас ищите, уроды? — прокричал Чак. — Бросайте оружие.
Троица стояла, подняв руки, и глуповато смотрела на нас. Я снял очки, поднял пистолет и направил на них, и они по очереди бросили оружие. Тони проскочил мимо меня и побежал к Винсу.
— Всё чисто! — раздался через несколько секунд его крик.
— Пол там? — проорал в ответ Чак.
— Нет!
В этой комнате его тоже не было. Может, он остался у входа?
— А где шестой? — спросил Винс, подбежав к нам.
Он показал жестом на мои очки. Я замешкался, но, наконец сообразив, поспешно надел их.
В воздухе передо мной висели три красные точки, я повернулся и увидел в конце коридора четвёртую — это вели ещё одного из того конца коридора. Я повернулся влево и опустил взгляд: вверх поднималась ещё одна точка — это Ирина и Александр на лестнице с тем, что стоял у входа.
Всего: пять. Так где же шестой?
— Я вижу только пятерых, — сказал я, ещё раз всё проверив.
— Чёрт побери! — прокричал Чак. — Свяжите их. Он где-то спрятался.
Мы отвели четырёх неудавшихся грабителей в мою квартиру, связали и заперли в нашей крохотной спальне. Появились Ирина с Александром, ведя перед собой ещё одного, захваченного на лестнице.
— Где Пол? — рявкнул Чак одному из них, и я узнал его — это он ударил Чака.
Он понял, что его узнали.
— Он оставался в коридоре, — ответил он, явно испуганный. — Не убивайте меня, прошу вас.
— Где, у лестницы?
— Зачем?
— Он сказал, что постоит на стрёме, чтобы никто не зашёл с тыла.
Чак выругался, почесав затылок дулом пистолета.
— Зачем вы пришли? Вы с ним заодно?
Он пожал плечами.
— Пол сказал, у вас много всего: еда, вещи…
— Но послал вас одних?
— Ноутбук. Он сказал, на нём наши фотографии, — тихо добавил он, — того, что мы сделали, ну, с другими…
— Чёрт, — тихо произнёс Винс.
Он заглянул в коридор, и его плечи опустились.
— Он унёс ноутбук.
— За этим вы пришли?
Грабитель кивнул головой.
— И что нам теперь с ними делать? — спросил я. — Лишние пять ртов кормить?
— Кормить? — рассмеялся Чак. — Тут и оставим, но кормить не будем. Если через несколько недель ничего не изменится, придётся, наверное, отпустить. Ну а пока, посидят, никуда не денутся.
Опасность миновала, и я написал Лорен и Сьюзи, что они могут возвращаться с крыши в квартиру Чака. Тони и Чак прошли мимо Винса и вышли в коридор, намереваясь обыскать здание. Но я был уверен, что они не найдут Пола. И к mesh-сети он уже не подключится.
— Так что нам делать? — бросил я Чаку вдогонку.
— Это оставьте нам, Михаил, — мягко ответила Ирина. Мы с Винсом повернулись к ней. — Мы прошли через ГУЛаг.
— Приятно будет поменяться ролями, — с улыбкой добавил Александр.
Я передвинул языком стеклянную бусину. Кто сказал, что если сосать камни, можно обмануть голод?
Я выплюнул её.
Снова шёл снег, но на этот раз я был ему рад. Мы с Чаком шли по Девятой авеню к парковке, чтобы решить, сработает ли идея Винса. Искалеченный город прятался в этот ранний час под белым покрывалом.
Мы не говорили, полностью погрузившись в свои мысли под мерный хруст снега под ногами.
Вчера вечером в Сети опубликовали твит: «Американцы выбрасывают почти половину еды, которую покупают». Три недели назад я удивился бы такому расточительству, сейчас я просто не мог поверить, что это возможно. Всю дорогу я думал, сколько же продуктов я выбросил из холодильника, забыв про них на пару дней. И предавался фантазиям, как было бы приятно сейчас их все съесть.
Лорен знала, что я отдаю ей больше еды, но ничего не говорила.
Я стыдился тех крох, что были у нас на обед — хороший из меня глава семьи. Но Лорен всегда улыбалась и целовала меня перед едой, как будто я приготовил целый пир. Единственный чипс казался сокровищем, и я с настойчивостью голодного бурундука откладывал про запас для Лорен любые мелочи.
У меня была пара лишних килограмм, так почему бы и нет? Но голод, в его настоящем понимании, был для меня чем-то новым. И я периодически не замечал, как съедал что-то, отложенное про запас. Стоило забыться, и желудок подчинял себе силу воли.
— Смотри, — тихо сказал Чак, остановившись на углу Четырнадцатой.
Он показал в сторону отеля «Гансервут». Мы не были в центре города уже две недели с того дня после Рождества, когда ходили на парковку в прошлый раз.
Город было трудно узнать.
На перекрёстке Девятой и Четырнадцатой, напротив магазина «Apple», располагалось уличное кафе, где я частенько выпивал чашечку кофе, наблюдая за шумным столпотворением на улице.
Сейчас же из-под снега одиноко торчали верхушки декоративных деревьев, а перед нами на уровне головы висели заснеженные светофоры, под которыми лежали заиндевевшие груды мусора.
Остроугольный дом на углу Девятой и Гудзона выдавался из белой мглы, словно нос корабля, разбивая волны снега и мусора, поднявшиеся из подземных глубин города. Паруса кораблю заменял сгоревший отель «Гансервут». Над разбитыми окнами чернели следы от жарких языков пламени.
Над входом в отель висел рекламный плакат, чудом оставшийся в сохранности. Два чужеродных существа рекламировали премиальную водку: мужчина в смокинге и женщина в чёрном обтягивающем платье. Оба смеялись над выгоревшими останками и пили за наш упокой.
Я заметил краем глаза какое-то движение. Повернувшись, я увидел на втором этаже магазина «Apple» человека, который смотрел на меня. Около витрин высились кучи мусора. Рядом с ним появился ещё один.
Я потянул Чака за руку.
— Лучше не задерживаться.
Он кивнул, и мы двинулись дальше.
Мы шли налегке, без рюкзаков, и у нас не было ничего на обмен. Что важнее, у нас не было ничего, что можно было бы отобрать. Вдобавок, мы оба надели старые драные обноски.
Единственное, что бросалось в глаза — наше оружие: мой пистолет в кожаной кобуре и ружьё у Чака на плече.
Оружие говорило вместо нас: «Этих людей лучше не трогать». Я чувствовал себя ковбоем в далёком северном поселении, где не было никакого уважения к закону.
Жизнь в нашем коридоре стала угасать после объявления об эпидемии холеры и карантине всех центров помощи.
Ежедневные вылазки за едой и водой вносили в жизнь какой-то распорядок, режим, причину вставать каждое утро и двигаться. Но теперь все лежали на диванах, и креслах, и кроватях, — отрезанные от окружающего мира.
Но даже не эта изоляция была причиной столь плачевного состояния.
До сих пор мы жили за счёт прошлой жизни: искали в здании остатки еды, чистую одежду, постельное бельё и одеяла. Но несколько дней назад не осталось никаких запасов.
Источником питьевой воды был снег на улице. И первую неделю у нас был неплохой запас воды, на протяжении второй мы кое-как справлялись, но к началу третьей положение стало отчаянным. Бочки и вёдра покрывал слой грязи, и снег на улице не отличался чистотой. Мы хотели набрать воды из Гудзона, но реку вдоль пирса сковал лёд.
Сперва мы держали в карантине два десятка человек, вернувшихся с Пенсильванского вокзала, но с приятелями Пола мы были просто не в состоянии держать всех под прицелом. Да и смысла в карантине было немного — установить, кто болен холерой, было просто невозможно. В здании сложно было найти здорового человека, вдобавок, у многих началась диарея из-за грязной воды.
Туалеты на пятом этаже представляли собой кошмарное зрелище, и их стали избегать: каждый обходил квартиру за квартирой, этаж за этажом в поисках места почище. Нет нужды говорить, что вскоре все туалеты в здании оказались в таком же состоянии.
И на втором этаже лежало девять трупов. Меня угнетало чувство вины.
Я никогда прежде не видел мёртвых. Мы открыли окна в той квартире, в расчёте на то, что холод сохранит тела. Я надеялся, что никто не заберётся внутрь: ни животные, ни люди.
И судя по тому, что нам было известно, с подобными проблемами боролись все в городе.
Надежда испарялась в холодном зимнем воздухе, словно пар. Государственные станции продолжали обещать день за днём, что электричество скоро вернут, и нам нужно не покидать помещения, оставаться в тепле и безопасности. Мы в шутку приветствовали друг друга: «Свет скоро дадут, никуда не уходите!».
Никто уже не смеялся.
Мы с Чаком дошли до парковки.
— Красотка моя, — радостно сказал Чак, махнув рукой в сторону джипа.
Первый раз за эти дни я слышал такое оживление в его голосе.
Мимо, по Вест-Сайд-Хайвей, проехало несколько армейских грузовиков, направляясь в центр города. Если до этого их присутствие давало ощущение безопасности, то теперь они вызывали только злость. Чем они вообще занимаются? Почему они нам не помогают?
