Лицо Форкосигана было угрюмым и несчастным.
— Тогда сию же минуту передавайте «синий пароль». Всем кораблям немедленно прекратить огонь. Всю резервную энергию — только на усиление защитных экранов. Двигайтесь к Эскобару с максимальным ускорением. Нам необходимо сократить отставание в связи.
— «Синий пароль», сэр? Но это же общее отступление!
— Знаю, командор. Я сам составлял эту диспозицию.
— Но как же…
— Командор Венн, Эскобар располагает новой системой вооружения. Она называется плазменное зеркало. Это — секретная технология Беты. Комбинация силовых полей возвращает заряд в точку выстрела. Наши корабли ведут огонь на самопоражение.
— Бог мой! Что мы можем сделать?
— Абсолютно ничего, если только вы не собираетесь брать на абордаж их корабли и вручную душить этих тварей. Заманчиво, но непрактично. Передавайте приказ! Вызовите в штабной отсек главного инженера и штурмана. И распорядитесь, чтобы начальник охраны убрал отсюда своих людей. Не хочу, чтобы меня парализовали, едва я выйду из каюты.
— Слушаю, сэр! — Венн отключился.
— Прежде всего надо остановить транспортные корабли, — пробормотал Форкосиган, поднимаясь с рабочего кресла. Повернувшись, он увидел, что и Корделия, и Иллиан смотрят на него, открыв рты.
— Как вы узнали… — начал Иллиан.
— …о плазменных зеркалах? — договорила Корделия.
На лице Форкосигана не дрогнул ни один мускул.
— Ты сама мне рассказала, Корделия. Во сне, пока Иллиан отсутствовал, под действием одного из хирургических снадобий. Побочных эффектов оно не имеет.
Ужаснувшись, она встала.
— Ах ты, жалкий… Пытка — и то честнее!
— О, хитро, сэр! — поздравил Иллиан. — Я знал, что вы — в порядке!
Форкосиган кинул на него неприязненный взгляд.
— Это не имеет значения. Информация подтвердилась слишком поздно, чтобы быть для нас полезной.
В дверь постучали.
— Пойдемте, Иллиан. Пора уводить наш флот домой.
Не прошло и часа, как Иллиан пришел за Ботари. После этого Корделия почти двенадцать часов провела одна. Сперва она подумывала бежать из каюты и устроить маленькую диверсию, — но если Форкосиган действительно командует полным отступлением, то вмешательство может оказаться некстати.
Она лежала на постели в глубоком отчаянии. Обманщик предатель, он не лучше всех остальных. «Мой безупречный воин, мой дорогой лицемер…» Похоже, Форратьер знал его все-таки лучше, чем она. Нет. Это несправедливо. Выуживая из нее информацию, Форкосиган исполнял свой долг — она поступила так же, храня секрет, пока было возможно. И нельзя не согласиться с Иллианом — это было хитро. Она, как ни старалась, не замечала в себе никаких последствий тайного вторжения в ее мозг.
Что бы он ни использовал… А, кстати, что он мог использовать? Где он припрятал свою «сыворотку правды» и когда? Иллиан ему это средство не приносил, это точно. Когда Форкосиган сообщил о зеркалах, Иллиан изумился не меньше ее. Надо проверить, действительно ли у него в каюте припрятано допросное снадобье, или…
— Боже мой! — прошептала она. — Неужели это правда?
Вскочив, она забегала по каюте, и все мельчайшие фрагменты неудержимо становились на свои места.
Никаких сомнений! Форкосиган никогда не допрашивал ее — он заранее знал о плазменных зеркалах.
Более того, похоже, что он — единственный человек в барраярском командовании, который об этом знал. Форхалас не знал. Принц совершенно определенно не знал. И Иллиан тоже.
— Сложить все тухлые яйца в одну корзину, — пробормотала Корделия. — И… уронить корзину? О, это не мог быть его собственный план! Конечно же, нет…
Она внезапно охватила мысленным взором всю мозаику событий. Да, сомнений больше не было: прямо у нее на глазах было совершено самое массовое политическое убийство во всей истории Барраяра. Но мало того — оно еще и самое тонкое: трупы спрятаны в горе других трупов, навеки с ними перемешавшись.
Когда же он получил эту информацию? Видимо, в промежутке между тем моментом, когда она оставила его, не имеющего других забот, кроме захваченного мятежниками технического отсека, и нынешним, когда он пытается спасти остатки своей обезоруженной армады. Где-то в тихой, обитой зеленым шелком комнате, там, где великий хореограф ставил танец смерти, честь полководца была сломана на дыбе его долга.
Форратьер с его больным честолюбием вдруг усох, превратившись в мышку, в блоху, в булавочный укол по сравнению с этим чудовищным видением.
«Господи, а я-то удивлялась, что Эйрел так напряжен. Да он, наверное, едва не спятил. А император?.. Ведь принц его сын! Может ли такое быть реальностью? Или я сбрендила, как Ботари?»
Корделия заставила себя сесть, потом улечься, но заговоры и контрзаговоры не давали ей покоя. Мозг отказывался вместить вереницу предательств, так ловко собранных в одной точке пространства и времени ради достижения ужасной цели.
«Может, это неправда, — наконец утешила она себя. — Я спрошу его, и он повторит то, что уже сказал. Он просто допросил меня, пока я спала. Мы их опередили, и я — героиня, спасшая Эскобар. А он — офицер, честно исполнявший свой долг. — Она повернулась набок и уставилась в сумрак каюты. — А у свинок есть крылья, и на одной из них я полечу к себе домой».
Мысли Корделии прервал Иллиан, объявивший, что ему приказано проводить ее в тюремную камеру.
Она сразу заметила, что обстановка в тюремном отсеке переменилась. Охранники уже не раздевали ее глазами — больше того, они старались вообще на нее не смотреть. Режим по-прежнему оставался суровым, а замки надежными, но дух глумления и садизма исчез. Она узнала охранника, который отводил ее в каюту Форратьера и, казалось, жалел. Теперь он был здесь главным: его воротник украсили поспешно и криво пришитые лейтенантские нашивки. Уходя из каюты, Корделия опять надела комбинезон Форратьера. На этот раз ей было позволено переодеться в оранжевую пижаму без присмотра. Затем ее отвели вниз.
В камере уже была одна пленная — эскобарская девушка потрясающей красоты. Она лежала на койке, уставясь в стену. Красавица не обернулась, когда вошла Корделия, и не откликнулась на приветствие. Спустя какое-то время пришла барраярская медицинская группа и увела ее с собой. Она пошла безмолвно, но у двери начала сопротивляться. По знаку врача санитар усыпил девушку с помощью уже знакомой Корделии ампулы, и через секунду ее вынесли в бессознательном состоянии.
Доктор, судя по возрасту и чину, главный хирург, ненадолго задержался, чтобы перебинтовать ей ребра. После этого она осталась одна, и течение времени отмечалось только появлением пищи да изредка менявшимися шумами и вибрациями, по которым Корделия пыталась угадать, что происходит снаружи.
