— Так что же вы от меня хотите?
Инна Георгиевна впервые опустила глаза и с минуту молчала.
— Меня взволновала не сама идея, Андрей Лаврентьевич. И даже не странное совпадение ваших поисков. Тридцать лет идти к одной цели… Я знала, что такое бывает, а вот воочию увидела впервые. Не знаю, почему меня поразило это. Я еще и себе не могу объяснить. Понимаете, Андрей Лаврентьевич, мне вдруг стало тревожно. Хожу, работаю, с людьми разговариваю, а сама ловлю себя на том, что сидит в голове, как заноза, этакое смутное, беспокойное, такое, чего прежде не было. Что бы это могло быть Андрей Лаврентьевич?
Андрей пожал плечами.
— Знаете что, Андрей Лаврентьевич, давайте заглянем к Матвею Родионовичу? Прямо сейчас. Доставим старику удовольствие.
Андрей ожидал увидеть изнуренного болезнями худого сгорбленного старичка, а перед ним оказался плотный широкоплечий здоровяк, годы которого угадывались лишь по седым космам, по мешкам под глазами да глубоким морщинам на лице. Одет он был в выцветший, некогда синий хлопчатобумажный рабочий костюм с множеством карманов и пуговиц. Пуговицы все были разные и пришиты разными нитками — какие, видно, под руку попадались.
— Ба, вы! — загудел он, увидев Инну Георгиевну и словно не замечая Андрея. — Какими ветрами? Вызова я вроде не делал.
— Да вы хоть в комнату пригласите, — пропела Инна Георгиевна.
Андрей удивленно хмыкнул: действительно, не квартира, а смесь электротехнической мастерской и слесарки. И как только домоуправление мирилось с таким использованием жилой площади! Рядом с дряхлым диваном, который, судя по всему, служил Кучину и кроватью, стоял обитый жестью верстак с большими слесарными тисами и настольным сверлильным станком. Над верстаком на стене, там, где положено красоваться какой-нибудь картине, была закреплена фанерная доска с набором гаечных ключей.
К верстаку примыкал вместительный сервант, забитый, однако, не посудой, а измерительными приборами, коробками с датчиками, мотками проволоки, конденсаторами… Вдоль противоположной стены выстроились распределительный щит, ящик с криогенной аппаратурой, баллон с кислородом, трансформатор, станок для намотки катушек. А чуть поодаль, почти у самого окна, на высокой треноге стоял аппарат, накрытый простыней, не очень чистой, с большими заплатами.
— Матвей Родионович, знакомьтесь, — торжественно провозгласила Инна Георгиевна, — это Андрей Лаврентьевич. Он увлечен теорией магнитного мазера и я думаю…
— Раззвонила, не удержалась, — насупился Кучин. — Эх ты, сорока! Да ты кого ко мне привела? — он снисходительно покосился на Андрея. — Он же вроде тебя, еще только листочки выпускает. Давно ли из института? Года два? Видишь, так и есть. Ну, да ладно, садитесь, я вас чайком с конфетками побалую.
— Благодарю, — сухо ответил Андрей. — Мне спать пора. Меня мама ждет. Только, между прочим, при цилиндрическом соленоиде вы плотного луча не получите, — и повернулся к Инне Георгиевне, — вы идете или остаетесь?
Кучин удивленно воззрился на Андрея, потом перевел глаза на аппарат у окна, понял, что выступающие витки соленоида, точно ребра отощавшего человека, позволили юному гостю точно угадать конструкцию излучателя.
— Стоп, юноша, стоп! — Кучин схватил Андрея за рукав. — Садитесь, прошу.
Он свободной рукой указал на стол, накрытый обшарпанной клеенкой. Андрей собрался было запротестовать, но почувствовал на себе умоляющий взгляд Инны Георгиевны. Она села рядом с ним, касаясь его плечом.
Матвей Родионович разыскал в шкафу бумагу, шариковую ручку, положил все это перед Андреем и сам сел напротив.
Возвратившись домой, Андрей признался себе, что это был счастливейший вечер в его жизни. Нет, не только потому, что его робкие теоретические исследования перекликались с замыслами Кучина и уже в этой, первой модели аппарата проглядывали материализованным воплощением его идей. Главное заключалось в том, что рядом с ним весь этот вечер была удивительная женщина. И хотя в амурных делах Андрей не был новичком, но тут было что-то совсем другое, неожиданное.
Теперь он с нетерпением ждал очередной встречи, но Инна Георгиевна, заменяя заболевшего врача, работала по две смены и Андрей не решался назначить ей свидание, зная, что она устает, не в пример ему.
Она появилась сама в субботу утром.
— Я за вами, — прямо в дверях заявила она, — я целую вечность не была у Матвея Родионовича. Что там у него?
Андрей пожал плечами. Инна Георгиевна укоризненно поглядела на него, но ничего не сказала.
…На треноге стоял совсем другой аппарат. Да, следовало отдать должное Кучину — руки у него были золотые. Андрей подивился тому высокому мастерству, с которым была изготовлена каждая деталь. Параболическое зеркало, делавшее аппарат похожим на модель радиотелескопа, мощный конический соленоид, криогенный генератор, пульт управления — все это было продумано до мелочей, скомпоновано с поразительной рациональностью, все блестело, все радовало глаз своими формами.
— Испытывали? — поинтересовался Андрей.
— А как же! Совсем другое дело, Андрей Лаврентьевич. До минус ста восьмидесяти доходит. Чуете, мой юный друг? Мы же на такой уровень выходим, какой и фантастам не снился.
— А на чем пробовали?
— Да на всем, что под руку попадало: утюг, кастрюля, кирпич со двора притащил.
— Кастрюля пустая была? — неожиданно вмешалась Инна Георгиевна.
— Не с супом же, — отшутился Кучин.
— А если с водой?
Кучин озадаченно покачал головой.
— Действительно, — он развел руками, — как это мне в голову не пришло?
— Я сейчас принесу.
Инна Георгиевна отправилась на кухню, загремела кучинской посудой, послышался шум воды из-под крана. С кастрюлей, наполненной до краев, она возвратилась в комнату. Кастрюлю водрузили на металлическую пирамиду и отодвинули в угол комнаты.
Кучин включил аппарат, нацелил его на кастрюлю. Раздался щелчок тумблера и поверхность кастрюли почти мгновенно покрылась инеем. Но поверхность воды, которая хорошо была видна Андрею, не претерпела никаких изменений.
— Неужели не замерзла? — удивился Андрей.
— У меня в кладовке трубки, — сказал Кучин, — выберите подлиннее и согните конец.
Углом стальной трубки Андрей дотянулся до кастрюли, спустил его на поверхность воды. Вода была твердой! Послышался стук металла о металл.
— Опрокиньте ее, — подсказал Кучин, — только чтобы не скатилась.
Андрей поймал за ручку кастрюлю, долго таскал ее из стороны в сторону, прежде чем она легла на бок. Вода не вылилась, хотя оставалась по-прежнему прозрачной и сквозь нее просматривалось даже дно кастрюли.
