Прекрасная Селена, сиянием наполняющая земные небеса и вдохновлявшая, да и по сию пору вдохновляющая поэтов… Человечество предпочитает видеть лучшее для себя, находить свет в конце тоннеля, луч надежды во тьме, благую весть на будущее… Новые лунные люди зовут себя селенитами, опрометчиво забывая, что другим лицом древней богини была Геката — мрачная колдунья с пылающим факелом в руке и змеями в волосах, покровительница ведьм и убийц, бродящая среди могил и вызывающая к себе на службу призраки мертвых.
Есть и другая мистическая версия, землянам неизвестная.
Давным-давно, на далеком Марсе обитали люди, считавшие нашу родную планету — Владычицей времени, богиней Весенницей, и видели ее не голубой, а зеленой звездой на своем небосклоне. Тот из них, кто обладал острым зрением, или ученые, управлявшиеся с оптическими приборами, могли различить рядом с богиней небольшую тусклую точку. В их поверьях, сила Владычицы времени, стекавшая по складкам ее одежды, порождала «таинне» — пугливых сущностей, наделенных, однако, огромной силой и способных помочь жрецу, правильно выполнившему ритуал. Чтобы не оставаться в темноте, заклинатель использовал специальные ритуальные фонарики, рассеянный и мягкий свет которых не отпугивал таинне, поэтому бледный спутник богини и начали величать Фонариком. Нашу Луну.
Эти люди звали свой мир Жемчужиной, потому что был он тогда еще отнюдь не зловеще-красным, ржавым от старости, искореженным и почти лишенным атмосферы Марсом. Был он жив и зелен, наполнен морями и реками, населен животными и растениями, и неслись над ним, поверх дождевых туч, высокие и почти прозрачные перламутровые облака.
Так было.
Но теперь не так.
И человечество не слышит этого предупреждения. Оно глухо к событиям столь седой старины. Все умерло, ушло и быльем поросло, теперь мы — цари природы, мы строим межпланетную империю, перекраиваем на свой лад иные миры. Мы — боги.
Еще один мираж: коллективная глобальная галлюцинация самоуверенного социума.
Сколько уже их было в разные периоды истории… Не учимся ничему.
Но, как бы там ни было, сейчас Луна бежала перед моими глазами как большой ноздреватый блин, местами растрескавшийся от старости, а где-то покрытый засохшим черничным вареньем. На нем поблескивали огоньки станций, виднелись пятна разработок, площадки ракетодромов, свернувшиеся в круг гусеницы тороидов «мегаколец», тянулись нити монорельсов, сверкали купола… Однако, в целом, поверхность естественного спутника Земли со времен «Аполло-11», действительно, изменилась мало. Диких территорий не то, чтобы хватало — Луна практически вся состояла из них, что Катю как раз и устраивало.
Подозрение, будто нечто из прошлого Марса пытается, используя меня как открытый канал, проникнуть в наше настоящее, заставило нас поискать максимально уединенное место, которого можно было бы, к тому же, достигнуть быстро. И как я ни был против, как ни пытался всю жизнь избегать этой планеты, пришлось все же признать разумность Катиных доводов и лететь сюда.
Я смотрел на проплывающий под ракетой безрадостный пейзаж и сравнивал его с памятью. С теми моментами, когда, будучи ребенком, валялся, раскинув руки, в снегу, и пялился на звездное небо, мечтая поскорее покинуть Землю. Когда я разглядывал красавицу-Луну в окуляр или просто так, невооруженным глазом, и мечтал побродить среди ее кратеров и горных пиков. Когда Гавайи еще не убили моих родителей-вулканологов, и без того лишивших меня детства и обрекших на душевное одиночество. Они похоронены здесь, на «земной» стороне Луны, а я непроизвольно жду невозможного — что увижу их могилу. Хотя даже не знаю, как она выглядит.
Людям из более ранней эпохи мои слова могли бы показаться странными или даже смешными, ведь во времена, предшествующие объединению государств, семейственность оказалась практически разрушенной, и стало нормой воспитываться посторонними — сначала в приемных семьях, затем в «системе интерн» — глобальной сети интернатов и детских домов, куда дети обычно попадали практически с рождения. Часто так и оставалось неизвестным, кто их «биологические предки». Целое поколение, выращенное таким образом, казалось, должно было смести остатки «устаревших догм» семьи. Тем более, что понятие «брак», до того регулировавшее так называемые «нормальные отношения между мужчиной и женщиной», размылось и практически срослось с понятиями «работа по контракту» и «завещание». Тем более, что женщины постепенно перестали вынашивать младенцев, а предпочитали внеутробное оплодотворение с возможностью генетической коррекции и инкубаторным вызреванием плода.
Но произошло обратное.
Возможно, и вправду, все в природе развивается по спирали, и на новом этапе повторяются старые события, обновляется лишь канва.
Рожденные в инкубаторах, воспитанные в «системе интерн», дети, повзрослев, начали разыскивать своих родителей. Родители, передавшие детей на внешнее воспитание, состарившись, принимались разыскивать их. От той эпохи осталось немало трагических произведений, посвященных теме надежд и разочарований от попыток воссоединения. Массовая волна самоубийств сотрясла народы. Человечество, как и в других случаях, споткнулось, отряхнулось, поплакало и забыло, но традиции снова изменились, и вот уже как минимум два столетия дети обычно воспитываются в семьях, из которых и происходят. Их не отдают в интернат при живых папах-мамах; то, как поступили со мной — ненормально.
Шум двигателей изменился и вывел меня из затянувшихся размышлений. Челнок сел в северной части кратера Коперника, на ракетодроме одноименного научного городка. Здесь нас ждала пересадка на заранее подогнанный людьми Бобсона местный ракетолет, внеатмосферный катер, предназначенный для экстренной переброски пассажиров в пределах нижней орбиты. Их создавали специально для Луны.
Формой кораблик напоминал чудное насекомое с торчащими во все стороны лапками, антеннками, углами и усиками, хотя родство с аэродинамическими моделями прослеживалось отчетливо в гладких обводах кабины. Кстати, кабина оказалась намного просторнее, чем на подобных атмосферниках, в ней легко можно не только стоять в полный рост, но даже немножко ходить.
Экипажа не было. По настоянию Кати челнок без опознавательных знаков Контроля и без пилотов, зарегистрированный на одной из научных станций, предоставлялся в наше полное распоряжение. Моя лидер-инспектор не имеет привычки складывать яйца действий в корзину одной версии событий, поэтому, на всякий случай, отсекла потенциальным злоумышленникам возможность вычислить наше местоположение. Если нам угрожает древний Марс, это не поможет, потому что «канал», чем бы он ни оказался, связан со мной. Но ведь мы можем и ошибаться.
