— Ты хочешь сказать, что весь этот кошмар… — Дан начал беспорядочно махать руками, — у меня не поворачивается язык, как назвать то, что произошло со мной за последнее время, это все дело твоих рук… это твоя игра?
— Да, это моя игра. Я все это придумал и я все это организовал. Мне кажется, что у меня неплохо получилось…
— Просто гениально! Только непонятно, почему игра была твоя, а волчица-смерть все это время щелкала зубами вокруг меня и кусала меня? Только непонятно в чем смысл этой игры — в самой игре?
— Нет, в данном случае, смысл не в игре, а в результате, но результат еще не достигнут, поэтому тебе кажется, что во всем происходящем нет смысла.
— Значит я пешка в твоей игре?
— Нет, ты ферзь.
— Да-а?! Спасибо за доверие. И каков же должен быть результат? Кто в нашей партии играет черными — доверчивые девочки, как Олеся?
Распутин скрестил руки на груди, хитро улыбнулся и, прищурив глаза, сказал:
— А давай сыграем в игру — ты будешь угадывать, а я буду подсказывать «холодно-горячо».
— Меня уже тошнит от твоих игр. А нельзя просто оставить меня в покое и все. Найди себе другую марионетку для приколов и развлечений. Я хочу, чтобы меня оставили в покое, слышишь ты меня или нет?
— Нет, нет, нет, брат! Не обманывай самого себя. Я оставил тебя на некоторое время в покое и что же? В какой-то миг я даже засомневался и впрямь начал думать, что ошибся в тебе. Но, нет! Ты бросил свою размеренную сладкую жизнь, выскользнул из под мягкой и теплой сиськи и вновь пустился на поиски ответа, на поиски истины. Что это значит? Это значит, что я не ошибся. Ты настоящий мужчина, Дан, но почему-то прикидываешься слизью. Ты справился с монстрами, появления которых в таком количестве я даже и не предполагал. Ты — ферзь. Ты выиграл первую партию. Значит, я сделал правильный выбор и ты сделаешь то, что должен сделать.
Дан скривился и зло проскрежетал:
— Дать людям истину и осчастливить их этим?
— Начало жутко холодное, а конец слегка теплее.
— Иди ты на хрен, со своими теплыми концами. Нельзя, что ли, просто сказать, что тебе от меня нужно. Ты представляешь, через что я прошел, какие кошмары мне пришлось пережить, кукловод чертов?
— Представляю лучше всех на свете. Могу сказать в утешение только одно: «Тяжело в учении, легко в бою». Если мы так будем нервничать по пустякам…
— Пустяки?! Когда у тебя перед глазами лежит бесформенное кровавое месиво, которое еще недавно было самой прекрасной девушкой на земле — это пустяки. А Олеся… — на глазах Дана выступили слезы, — сволочь! Зверь! Ты получаешь удовольствие, убивая людей и издеваясь над ними?
— Извини брат, но Олесю убил ты…
— Что-о-о? — у Дана потемнело в глазах. Если Распутин был бы не за шторкой, а здесь, рядом, то Дан наверняка бы бросился на него с кулаками, — что-о-о, я убил Олесю? Да я даже пальцем… я даже волосок…
— Перестань брызгать эмоциями. Поверь, на меня это не производит никакого впечатления. Когда вернешься к своей толстушке, тогда и будешь брызгать слюной и махать кулаками, а сейчас, если ты желаешь все-таки узнать правду и перестать топтаться на месте, то советую тебе взять себя в руки и успокоиться.
Дан понял, что разговаривает с железякой и эмоции действительно сейчас ничем ему не помогут. «Хорошо, — подумал он, — играть, так играть. Посмотрим — кто кого!»
— Вот это уже мужской разговор, присаживайся. — Распутин указал на кресло, под которым лежал мертвый профессор. — Ну и что ты межуешься? Что стоишь как истукан? Ты брезгуешь? Не ты ли только что проткнул светлейшие мозги профессора этой вульгарной стрелкой? Давай, поднимай кресло и садись. Хватит хлюпать слюнями. Или, быть может, стоит подкинуть еще парочку монстров для того, чтобы ты окончательно стал настоящим мужчиной?
Дан схватил кресло, поставил его напротив монитора и, зло сощурив глаза, уселся в него.
— Теплый конец, говоришь… значит немного, совсем чуть-чуть осчастливить людей я все-таки должен?
— Напоминаю правила игры: ты говоришь, а я только направляю, ничего не объясняя и не уточняя.
Тогда Дан решил озвучить те версии, которые уже приходили в его голову раньше:
— Профессор, очистив мои мозги от всех известных вирусов, очистил пространство для всех неизвестных. Сразу после операции я подхватил какой-то неизвестный вирус бешенства. Почувствовав в моем организме рай с плодородной почвой при абсолютном отсутствии конкурентов, новый вирус моментально развился до катастрофических масштабов. Я являюсь носителем и разносчиком этого вируса, но на меня самого вирус не действует. Он передается от человека к человеку посредством внушения. Те люди, которых я заразил вирусом бешенства, тоже приобретают способность заражать других.
— Вай, вай, бр-р-р, какой жуткий холод! Для чего у тебя в голове логический кристалл? Для того чтобы ты думал мозгами, а не яйцами. Ты только подумай, что за ахинею сейчас наговорил. Какой жуткий холод. Кажется, я напрасно сделал ставку на тебя — обделался с тобой, как та извращенка в больничном подвале…
— Карина?! Это тоже дело твоих рук?
— Горячо.
— Так кто же тогда извращенец, черт возьми, не ты ли, козлиная бородка, придумавший эту игру.
— Не тот извращенец, кто производит дерьмо, а тот, кто его употребляет.
— Можно аплодировать?
— Можно. Я рад, что к тебе вернулось чувство юмора и мужская дерзость. Ты перестал брызгать слюной и хлюпать соплями? Продолжим?
— Продолжим. — Дан глубоко задумался. — Ей была сделана установка под гипнозом. Ее закодировали на определенные действия.
— Тепло. Но существует одна проблемка. Человека трудно заставить убить себя. Потому что инстинкт сохранения жизни настолько велик, что даже очень сильные гипнотические установки не действуют. Под гипнозом можно заставить человека сделать все, что угодно: засунуть палец в кипяток, проколоть иглой щеку. Но сломать генетически заложенный страх перед смертью… понимаешь, некоторых людей невозможно даже под гипнозом заставить просто раздеться и при людях пописать. Настолько сильны запретные гипнотические установки, внушенные человеку обществом еще с рождения. Как же сломать суперстрах человека перед смертью? Может быть, ты знаешь, как это делается.
— Я думаю, это сделать легко, если человеку внушить, что смерть не является концом жизни. Тем более, легко будет заставить человека уйти из жизни, если он будет думать, что после смерти исполнятся все его заветные желания.
— Браво! Очень горячо — я даже обжегся!
— Но за что ты убил Карину?
— Это легкий вопрос.
— Она что-то знала, и ты избавился от свидетеля?
— Горячо.
