— Предположим, я тебя поняла. Приведи пример.
— Слышала когда-нибудь о кошке Шредингера? [5].
— С чего это я буду кромсать чью-то кошку?
Я оставил шутку без внимания:
— Шредингер предложил мысленный эксперимент, стараясь прояснить сущность проблемы. Он сказал: "Предположим, вы посадите кошку в ящик так, что не сможете видеть кошку, поставите внутрь ящика бутыль с ядовитым газом, так что с вероятностью пятьдесят на пятьдесят газ может улетучиться из бутыли; открывание бутыли зависит от осуществления квантового явления. Поскольку с вероятностью пятьдесят процентов бутыль открыта или закрыта, то, пока ты не откроешь ящик, кошка может быть на пятьдесят процентов жива и на пятьдесят — мертва.
— Такое может сотворить только немец.
— Он этого не сделал. Просто придумал в качестве примера, насколько это не соответствует тому, с чем мы сталкиваемся в повседневной жизни. На самом деле, когда ты откроешь ящик, то, так как кошка должна быть либо мертвой, либо живой, обнаружишь там живую или мертвую кошку и, соответственно, поймешь, как происходило квантовое явление. Но до этого самого момента ящик ведет себя так, как будто кошка, живая на пятьдесят процентов — что бы это ни означало, — находится внутри него.
Дальше. Один из величайших споров в науке, длящийся уже в течение ста пятидесяти лет, — о значении этого эксперимента. Копенгагенская интерпретация, которой придерживаются большинство физиков, говорит о том, что это всего лишь средство вычисления, и мы просто не знаем, как понимать свои собственные уравнения, знаем лишь, что они работают. Нефизики утверждают, что существует «реальный» мир, и наш мир — всего лишь его тень; распределения вероятности каким-то образом отражают скрытую унифицированную реальность, которую мы не в состоянии осознать и ощутить, Есть и Интерпретация Многих Миров: каждый раз, когда совершается квантовое событие, вселенная раскалывается на множество миров, достаточное, чтобы во всех этих мирах реализовались все возможные варианты каждого события. Когда сторонник копенгагенской интерпретации открыл ящик, кошка была жива, и он сказал:
«Расчеты показали, что вероятность такого результата составляла пятьдесят процентов»; когда ящик открыл нефизик, то сделал такой вывод: «Это живая тень кошки, которая является отражением реальной кошки». Сторонник Интерпретации Многих Миров прокомментировал следующим образом: «Ага! Я во вселенной, где есть живая кошка; в какой-нибудь другой вселенной в этот момент кто-то осознал, что находится во вселенной, где есть мертвая кошка». А вся хитрость-то в том, что в истории физики все это — лишь интерпретации. Эксперимент ни на йоту не отличается в пределах этих интерпретаций; меняется только смысл, который мы придаем данному событию. По крайней мере до сих пор. Каким-то образом мы проводим грандиозный эксперимент, показывающий, что количество Многих Миров определенным образом ограничено.
У Хелен челюсть отвисла.
— Значит, если эта теория верна, то возможно существование бесчисленного множества вселенных с разным прошлым? И может быть, сейчас между вселенными как раз устанавливается нечто вроде перегородки?
Я кивнул.
— Именно это я и имею в виду. Но многое из происходящего не подходит под нашу теорию. Почему невозможно позвонить в Америку? Предположим, мы с тобой встречаем разные варианты друг друга — Лайл Первый везет тебя в Сайгон, а Хелен Первая спасает меня в перестрелке в «Любопытной обезьяне», — но почему мы никогда не сталкиваемся сами с собой? И почему пересечения происходят время от времени, отчего не у всех нас есть множество прошлых, пока кто-нибудь не задаст нам вопрос?
— Докажи, что не у всех.
— Хорошо. Я думаю о событиях в прошлом. Я не думаю о распределении между ними. Является ли какая-нибудь часть твоего прошлого распределением событий?
Напряженно подумав с минуту, она призналась:
— Насколько я знаю, нет.
— Вот видишь? Не сходится с тем, что я ожидал. Пошли пообедаем, и постарайся забыть обо всем этом хотя бы на время; к нашему возвращению уже будут готовы результаты исследования.
Поскольку мы старались не устраивать дебатов, говорить было особенно не о чем; планы относительно свадьбы казались безнадежно неопределенными, ведение совместного хозяйства практически не требовало обсуждения (ибо мы оба настоящие минималисты), погода выдалась солнечная, как обычно в это время года. Мы поели, посмотрели в окно, прочитали друг другу вслух газету, выяснив, что жизнь в мире течет как обычно — не могу припомнить ни одной удивительной вещи или происшествия. К половине второго, когда пришла пора возвращаться в офис, мы с нетерпением ожидали продолжения работы.
Результаты больше походили на их отсутствие; мы получили несколько сотен ответов с пометкой «не знаю» напротив каждого пункта плюс большое количество расхождений, в основном не соотносящихся с адресом, временем ответа и черт знает с чем еще.
— Некоторые ответы соотносятся друг с другом, — сказала Хелен, — но по числам. Почти у каждого Микки Маус является диснеевским персонажем, а персонаж газеты назван в честь фирменной марки жвачки; ни у кого Тедди Рузвельта не убили немецкие агенты в 1916 году и он не был военным министром во время Второй мировой войны. То есть большинство людей живут в локально совместимом мире. Не самая исчерпывающая информация, да?
Я пожал плечами.
— Что ж, во всем этом есть один смысл. Если адреса и территории не соотносятся с историями, то тогда нам становится понятно, что люди путешествуют через разные вариации прошлого, безотносительно к географии, а это, в свою очередь, подразумевает, что норма пересечений одинакова по всему миру. Это говорит в пользу идеи, что каким-то образом люди научились перемещаться по Многим Мирам.
— Как минимум люди, предметы, телефонные звонки и электронная почта, — уточнила Хелен. — Интересно, что еще может перемещаться? А вот вопрос для тебя. Допустим, Шредингер научит кошку подбрасывать в воздух монетку и в зависимости от того, выпадет орел или решка, нажимать на рычаг или нет, а потом он положит киску в ящик, задумав план, по которому этот рычаг выпустит ядовитый газ. Как сможет кошка выбраться из ящика не полумертвой и не полуживой, если он проводит субатомный эксперимент? Шредингер не может знать, какой стороной упадет монета. Но я уверена, что кошка либо жива, либо мертва, другого варианта нет. Какой смысл тогда использовать это субатомное приспособление?
— Хороший вопрос, — сказал я. — На самом деле…
В этот момент зазвонил телефон, Хелен взяла трубку, поздоровалась, четко произнесла «Ифвин», глядя на меня.
