– Николай! Тебе оружие для чего доверили!
– Павел Николаевич! Да я же с понятием. Пульки то вот они!
Ухмыльнувшись, Колька протянул на ладони четыре кусочка свинца. Хрустов так и не понял, в какой момент хитрый секундант успел обезвредить патроны. А командор уже обрушивал свой гнев на него:
– А вы, Антон Петрович, хороши! Что нельзя было свои чувства хотя бы до конца экспедиции попридержать…
Договорить он не успел. Откуда-то со стороны лагеря послышались громкие призывы на помощь. Эхо от склонов оврага искажало голос, но похоже было, что кричал Смирнов. Все, включая помирившихся влюбленных, кинулись в сторону лагеря. Вырвав из рук Хрустова ружье, Колька на ходу зарядил его. Однако, добежав до лагеря не обнаружили никакого противника.
Происходило что-то совсем странное, у костра сцепились Смирнов и Сидорин. В правой руке помощник командора зажимал какую-то бумагу. Литератор пытался ее отнять и громко звал на помощь. Увидев бегущих к ним людей, Сидорин оттолкнул коротышку и кинулся сначала к реке. Но тут же передумав, побежал прямо к костру.
– Держите, у него карта! – завопил Смирнов. Командор и Николай метнулись наперерез, но было уже поздно. Сидорин с разбегу врезался в костер, и стал на глазах растворяться в языках пламени. Все с мистическим ужасом смотрели, как над огнем закачалась огромная полупрозрачная фигура. Потом раздался резкий хлопок, и уже нечто бесформенное, разбрызгивая искры, понеслось к горизонту.
– Ну вот все и прояснилось! – тихо проговорил командор и повернулся к Хрустову:
– Поздравляю, Антон Петрович, ваш призрак недоброжелатель наконец-то саморазоблачился и самоустранился. Надеюсь, больше мы его не увидим. А у меня теперь больше нет друга и помощника. Кстати карты тоже нет. Так что выбираться теперь будем вслепую…
Случившееся обсуждали долго. Ждали объяснений от Семигорцева, но командор отмалчивался, ссылался на еще непонятные ему эффекты закукливающегося пространства. Только чуть позже, оказавшись наедине с Хрустовым, он рассказал ему свою версию.
Корни этой истории были спрятаны в прошлом. Может быть, даже в совсем далеком прошлом, когда еще на заре библейских времен Каин поднял руку на брата своего…
Выбирая себе помощника, Семигорцев допустил ошибку свойственную многим интеллигентным и порядочным людям. Он судил о других по себе, и почему-то считал, будто Сидорину не свойственна зависть. И однажды решив это, потом долго упорствуя в своей слепоте. Только теперь Семигорцев припомнил все эпизоды, когда Сидорин, напившись, начинал выдавать заявления мало совместимые с образом верного соратника. Однажды один из молодых членов клуба чуть не набил ему морду за оскорбления в адрес "слюнявых умников". По утру, Сидорин обычно искренне каялся, и все списывалось на зловредное действие алкоголя. Несмотря на весьма заурядный ум и приверженность к спиртному, он был неплохим психологом, и хорошо изучил слабые стороны своего шефа.
На странные увлечения своего верного "Санчо" Семигорцев тоже долго не обращал внимания. Методику трансформации образа в аномальном пространстве Сидорин изучал с завидным для него упорством. Когда, приняв обличие другого человека, он разыгрывал какого-нибудь новичка, Семигорцев делал ему выволочку, но расценивал все как невинные шалости. Сам командор обладал некоторыми навыками трансформации, но считал это занятие более достойным фокусника, чем ученого. Помощник обошел его и еще в одном нетрадиционном искусстве. Передвижение в искривленном пространстве Сидорин освоил мастерски. Хорошо зная опасность такого способа перемещения, командор запрещал пользоваться им без особой нужды. Сидорин соглашался, но видимо втайне продолжал тренировки. То, в чем он превосходил начальника, было его козырной картой, и он терпеливо берег козыри до нужного хода.
Вначале изучения аномальных зон держалось на чистом энтузиазме. Но, наверное, еще тогда Сидорин крестьянским чутьем угадал будущую золотую жилу. Хотя, может быть, в те годы ему действительно было интересно. Но вот появились покровители из госбезопасности, и интерес начал приобретать материальные измерения. По несколько месяцев пропадая в аномальной зоне, Сидорин получал хорошие командировочные и оклад, которому могли позавидовать кандидаты наук. А вполне возможно покровители не очень доверяли интеллигенту Семигорцеву, и его верному помощнику доплачивали еще и за роль осведомителя.
После распада Союза судьба на некоторое время развела Семигорцева с Сидориным. Переселившись в Москву, будущий председатель клуба регулярно писал своему товарищу. Не получая ничего в ответ не обижался. Почта работала плохо, да и способностями к эпистолярному жанру Сидорин никогда не отличался. До Семигорцева доходили слухи, что кто-то пытается продать журналистам информацию по аномальным зонам. В желтой прессе тогда даже появилось несколько статей с интригующими названиями. Но кто за этим стоит Семигорцев не знал. Только теперь на этот счет появились некоторые соображения.
С выходом на международный уровень возникли новые перспективы, и Сидорин вновь объявился около своего друга и начальника. Опять он участвовал в каждой экспедиции, специально приезжая из своего академгородка. Благо, что клуб теперь мог оплачивать все расходы. Но с годами быть на вторых ролях становилось все труднее. Когда Семигорцеву стали приходить предложения от зарубежных отделений, Сидорин очень настойчиво агитировал командора согласиться. Но Семигорцев все время отнекивался. Дел и дома было по горло, а глухаревская аномалия преподносила все новые сюрпризы. Но вот поступило предложение, от которого трудно было оказаться. В калифорнийском отделении клуба все-таки сумели расшифровать некоторые фрагменты "тетради Глостера". Как утверждали американцы, у них в руках оказалась инструкция по погружению в закуклившуюся аномальную зону. Началась подготовка к международной экспедиции. Приглашались только исследователи, имеющие огромный практический опыт работы. В их числе оказался и Семигорцев.
Подготовка и сама экспедиция грозила затянуться на месяцы, а может быть и на годы. Естественно, встал вопрос о заместителе и даже преемнике руководителя российского отделения. Сидорин уже видел себя в кресле председателя. Но Семигорцев, зная некоторые слабости своего друга, пока еще сомневался. В ответ на шутливые намеки он тоже отшучивался, даже не подозревая, к чему это может привести. И вот на свою беду появился Хрустов. Каким образом он мог заподозрить в стажере конкурента, так и осталось загадкой. Теперь Семигорцев подозревал, что у Сидорина все-таки появились отклонения в психике. Пребывание в аномальном пространстве часто провоцировало подобные заболевания. А если же у человека были какие-то тайные страсти и помыслы, аномалия могла раздуть их до гипертрофированных чудовищных размеров.
