— Что случилось? — спрашивает Дориан наконец и показывает на испачканную кровью повязку.
Об этом я совершенно забыла. Но я ни в коем случае не могу рассказать Дориану и остальным, что действительно произошло.
— Долгая история, — уклоняюсь я.
— Итак, ты сбежала?
— Абель мертв, — только и говорю я.
Я не предам сама себя. Не буду рассказывать, что смерть Абеля значит для меня больше, чем просто товарищ павший на войне. Со временем некоторые соратники умирают, и в этом случае существует строгий протокол.
Мы собираемся, вспоминает павшего, вытягиваем сжатые кулаки в воздух, как жест угрозы в адрес министерства, а затем возвращаемся к повседневной жизни, сажаем и культивируем.
Здесь место для работы. Для скорби не остается времени.
— Абель? Я его не знаю. Он был новеньким? Как он умер?
— Он был «террористом». Они его убили, когда он пытался покинуть купол. Такова официальная версия.
— Как оригинально. Бедный парень.
— Я не знаю, что должна рассказать Петре, — признаюсь я.
— Ну, просто скажи ей правду.
— Скажу, но пожалуйста дай мне сначала пойти туда одной, хорошо? И пока я поговорю с ней, побудешь с этими двумя здесь? Я попытаюсь смягчить ее прежде чем признаюсь, что поставила под угрозу дело всей ее жизни, — я с мольбой смотрю на Дориана.
Мы оба знаем, что он станет сообщником, если сейчас согласится прятать Мод и Беа, пусть и на несколько минут. Он оборачивается к ним.
Они все еще под впечатлением. Я не могу винить их. Когда я увидела деревья впервые, то пребывала весь день в состоянии эйфории.
Обычно я не бегаю ухмыляясь как лошадь по местности, но после моего первого посещения этого места, я просто не могла по — другому. Но после долгих лет для меня жизнь вне купола была невозможна, но дела все равно шли.
Кроме того меня утешала мысль, что мои родители умерли не напрасно.
— Мы скучали по тебе, — говорит внезапно Дориан, кладет мне руку на плечо и сжимает его.
Раньше мы флиртовала друг с другом при случае, но сегодня я не способна на это.
— Я хотела бы принести лучшие вести вам, — говорю я и начинаю смеяться, не знаю почему.
— Когда это кто-то неожиданно приходил с хорошими новостями, Алина?
В этот момент к нам присоединяется Беа. Она показывает на рот Дориана, а затем на свою дыхательную маску.
— Как ты делаешь это? — спрашивает она.
— Что если я вам сначала покажу лабораторию, где мы подготавливаем саженцы и семена? А потом я объясню тебе насчет дыхания. Идемте, давайте.
Беа смотрит на меня. — Ты не идешь с нами?
Я бросаю взгляд на Дориана. — Сначала мне нужно к Петре. Вы идите, когда вы закончите с осмотром, покажи им еще и спальный сектор, Дориан, ок? И душ. У нас есть даже горячая вода.
— Так точно, капитан! — салютирует Дориан.
— Что здесь происходит, Алина? — спрашивает Беа.
— Не волнуйся. Осмотрись вокруг, — успокаиваю я ее, а затем спешу по широкому коридору и вниз по лестнице.
На нижнем этаже так темно, что мне приходится на ощупь искать дверь в бункер по мокрой бетонной стене. Там я тоже подаю условный стук.
Через некоторое время я слышу клик, а затем тяжелая дверь открывается внутрь. Я проскальзываю внутрь и закрываю за собой дверь.
— Алина, — шепчет голос.
— Привет, Джаз! — приветствую я и обнимаю девочку с красными кудряшками. — Где она?
— Спит, — отвечает Джаз. — Почему ты здесь?
— Как обычно.
— Кто умер?
Я не могу произнести его имя. — Один из новеньких.
— Что? Новенький? Ой, это ужасно, — отвечает она. — Ты хочешь, чтобы я ее разбудила?
— Хм, лучше не надо.
— Нет, пожалуй стоит. Я могу это сделать. Я могу делать, что я хочу.
Джас прыгает вперед по скудно освещенному бункера. Она самая юная из нас: девятилетняя девочка и единственный человек, насколько я знаю, который родился в пустоши.
Но ее мать не справилась с жизнью здесь, она сдалась и покинула сопротивление, задолго до того, как я присоединилась к ним. Она покинула Джаз, когда та была еще ребенком, не объяснив ничего, не оставив ни сообщения, ни письма.
Никто никогда ничего не слышал о ней. Большинство времени Джаз занята тем, что бегает через рощу и беседует с каждым, кто остановится и улыбнется ей. А если она не на стадионе, то приклеена к Петре.
Я следую за ней. На каждом квадратном сантиметре бункера сидят люди в позе лотоса.
Некоторые лежат свернувшись на одной из походных кроватей.
Вероятно, здесь и в самом деле собрались все двести мятежников, некоторые из них с бумажными книгами из стопки спасенных книг, которая прислонена к стене бункера.
— Алина! — слышу я голос, потом второй, и через минуту я окружена более чем двадцатью друзьями, которые обнимают меня и прижимают к себе. Никто из них не носит прибор для дыхания и через некоторое время маску заберут и у меня.
— Она не нужна тебе здесь, — говорит Зонг, кузен Дориана, и указывает на отверстие в крыше.
— Я установил на восемнадцать процентов. Этого должно хватить, не так ли?
Я киваю.
Зонг наш биохимик. После того как наши инженеры установили закрывающуюся ширму над стадионом, Зонг изобрел метод, чтобы сохранять кислород, который производят деревья и растения, и поставлять в определенные помещения здания.
Хотя многие из нас, как и Дориан, могут свободно дышать, но временами нам всем требуется высокий уровень кислорода, хотя бы для того, чтобы поддерживать мозг в норме.
Зонг — один из важнейших членов сопротивления, он так ценен для сопротивления, что никогда не участвует в миссиях. Петра наблюдает за самыми ценными соратниками, как сторожевая собака.
— Да, спасибо, этого хватит, — говорю я и протягиваю ему свой баллон с кислородом.
В этот момент Джаз прокладывает себе дорогу через группу.
— Эй, тебе нужно идти. Петра проснулась. Она ждет тебя в задней нише.
Я следую за Джаз в заднюю часть бункера. На высоком матраце, который покрывают бесчисленное количество пестрых платков и подушек, сидит скрестив ноги Петра, напевая что-то с закрытыми глазами.
Ее длинные волосы до бедер, обычно завязанные в узел на затылке, сейчас вьются по спине вниз и падают на ее тонкие, неприкрытые руки.
— Она медитирует, — шепчет Джаз. — Она сохраняет силу и выносливость.
Я киваю, и мы некоторое время наблюдаем за ней. Все мятежники медитируют с Петрой.
Джаз особенно хороша в этом. Сейчас она забирается на кровать к Петре, садится скрестив ноги рядом с ней и также закрывает глаза.
Я смотрю на них обоих, затем устремляю взгляд на правую руку Петры, на которой видно огромную татуировку. Она начинается на тыльной стороне кисти руки как тонкие, идеально прорисованные корни дерева, они объединяются в ствол, который снова разветвляется на уровне локтя.
