Не оглядываясь, мы пробежали по громадному ковру, покрытому таким густым слоем пыли, что в ней утопали ноги.
Еще несколько шагов, и мы оказались в Центре управления. Рабочий пульт со множеством рычажков и переключателей, изящная металлическая конструкция. Все готово к работе. В центре зала--большой монитор, на котором светится зеленая строка. Я успел увидеть лишь первые буквы: СПИСОК 0. Перед монитором спиной к нам сидел Валленброк. Он сидел, наклонясь вперед, головой упираясь в консоль, руки бессильно свисали до пола. Рядом валялся шлем, на непокрытой голове осталось лишь несколько клочков волос, белых как снег. Катрин подошла к Валленброку, тронула... он свалился на бок, точно кукла. Валленброк был мертв. Катрин подошла к пульту и набрала приказ: TRACE. На мониторе замелькали и установились строки. Нижний край экрана некоторое время оставался пустым, но вот и там появились буквы и цифры... Каждый раз, когда набиралась полная строка, изображение уползало вверх, давая место новой строке. Взгляд Катрин был прикован к экрану, она напряженно следила за ним, все больше волнуясь... Потом повернулась, обняла меня и прошептала, почти прижав губы к моему уху:
-- Поздно! Он все успел сделать. Теперь не остановить.
-- Оружие массового уничтожения... -- Я мог не продолжать, все и так было ясно.
И все-таки... в это невозможно было поверить. Несколько бегущих строк, движение рычажка, одно нажатие кнопки--и пущен в ход механизм, с гибельной неизбежностью ведущий к взрыву.
-- И как это будет? Ты знаешь?
-- Я не знаю, как... да и не в том дело.
Она взяла меня за руку, мы покинули Центр управления и вышли в большой, ярко освещенный зал. Здесь было спокойно, торжественно.
-- Я сделала все, что могла. Теперь моя миссия окончена, я свободна. Можешь ты это понять: я наконец-то почувствовала себя свободной!
-- Значит, у нас нет никаких шансов?
-- Да ты взгляни на себя! --Катрин улыбнулась, я давно уже не видел улыбки на этом лице.-- Мы больны, отравлены, облучены. Мы обморожены, а может, и заражены смертельным вирусом. Какой шанс? О чем ты говоришь!
Мы стояли на ковре, мягком, как луговая трава.
-- Валленброк отнял у нас последний шанс,-- сказала Катрин.-- Я уже была уверена, что смогу его остановить, а он перехитрил нас, да еще таким примитивным образом.
-- Почему же ты раньше ничего не предприняла?
-- Он один знал, как снимать блокировку, мне надо было какое-то время за ним понаблюдать. Я не сомневалась, что он приведет нас сюда, вот только силы оставили его слишком рано. Мелочь, случайность... но она решила судьбу мира. Просто смешно.
Ее сдержанности словно не бывало. Никогда она не казалась мне такой родной, человечной. Впервые она рассталась с маской.
-- Наконец-то я свободна! -- снова повторила она.
И вдруг на меня нахлынула безумная печаль и поглотила все остальные чувства. Нестерпимая боль пронзила все тело: выхода нет! Надо смириться и ждать гибели. Валленброк победил.
Валленброк... Вдруг сердце у меня заколотилось... Он же все время повторял: "Принцип многократной страховки..." Ведь он делал все, чтобы лично нанести последний удар. Неужели под конец он отдался на волю судьбы?
Я схватил Катрин за плечо.
-- У нас еще есть шанс... у нас должен быть выход! Валленброк всегда заранее заботился...
Она с ходу уловила мою мысль, и я почувствовал, как напряглось ее тело.
-- У нас еще есть время?
-- Он один знал, сколько нужно времени, чтобы система пришла в действие. Наверняка его план бегства был рассчитан на этот срок. Наша судьба зависит от того, успеем ли мы найти...
Мы стали лихорадочно обшаривать комнаты, открывали все двери, все шкафы... Ничего. Когда я снова вернулся в зал, Катрин сидела в глубоком кресле, обхватив голову руками, на коленях перед ней лежал бумажный лист--старый, двухсотлетней давности план с секретным предписанием. Неужели она поддалась отчаянию? Она вдруг вскочила, указывая на картину, где была изображена Сталинградская битва.
-- По плану... должно быть здесь.
Она ногтями вцепилась в холст и оторвала полосу. Стоя рядом, мы начали обрывать лоскут за лоскутом. Открылся кусок стены... сначала просто стена... и вдруг... мы увидели закрытую дверь, а справа--металлическую пластину с прорезью--простой магнитный замок. Если бы у нас был ключ...
Какой-то миг мы озадаченно смотрели друг на друга, потом Катрин повернулась и убежала... Не прошло и минуты, как она появилась снова...
-- Это лежало рядом... он все-таки надеялся на свой шанс!
Она протянула мне ошейник, который Валленброк снял с мертвого Нерона и спрятал в нагрудный карман; видно, он берег его до последнего вздоха. Я увидел на ошейнике маленький кармашек из искусственной кожи, открыл молнию... Вот он, ключ! Я подержал перед глазами магнитную пластинку, затем дрожащей рукой вставил ее в щель. Секунды ожидания показались мне вечностью, потом дверь бесшумно отошла в сторону. Перед нами открылась странного вида кабина. Однако времени на раздумья не было. Мы вошли, втиснувшись на единственное свободное место между какими-то аппаратами, шлангами, приборами и другим оборудованием. Дверь закрылась, стало совершенно темно. Мы тесней прижались друг к другу и, услышав под ногами шипенье, поняли, что начали подниматься. Шум компрессора нарастал, сила тяжести увеличивалась, тело с трудом выдерживало перегрузки, но в этой тесной кабине невозможно было даже встать на колени, не говоря уже о том, чтобы опуститься на пол. Я почувствовал на коже прикосновение металла, вокруг рук и ног замкнулись браслеты, и я уже не мог пошевелиться... Со всех сторон на меня полилась ледяная жидкость, она пропитала одежду, покрыла меня всего, проникла сквозь кожу. Я хотел было что-то сказать, но голос мне уже не повиновался.
Кабина тихо вибрировала, я чувствовал, что нас несет могучая сила --это не была кабина лифта, это был снаряд, ракета...
Наконец сила, увлекающая нас в неизвестность, достигла титанической мощности, ускорение дошло до безумных величин, и где-то там, близко и одновременно далеко, раздался грохот. Но вот он стал слабеть, словно отдалялся и замирал... Все это я ощущал смутно, словно сквозь толстый слой ваты, которая обволакивала меня все плотней -- мягкая, парализующая, холодная.
Холод преодолел границу тепла моей кожи, оцепенение неудержимо продвигалось, последние остатки жизни замирали во мне. Лишь где-то глубоко внутри еще оставалось живое ядро--сердце, которое едва билось, как и замирающий пульс в мозгу...
Вновь меня охватил холод Вселенной.
Последнее, что я почувствовал,-- тепло тела Катрин.
