Спасибо, капитан Мэннинг, с мыслью о вас так хорошо идти. Но куда? И вообще, что делать? То есть я знал, что делать. Мне нужно было попасть в Шервуд. Но как это сделать? Я рассчитывал, что это сделает полиция.
Во всех своих планах я допускал, что меня арестуют. Я даже хотел этого. Единственное, на что я не рассчитывал и чего не хотел, — это оказаться под колесами электромобиля капитана Мэннинга.
Но полиция проявляет слишком большое нетерпение. Милый Ламонт и его дружки уговорили полицию, что я обязательно сделаю попытку бежать. И чтобы доблестные стражи порядка пресекли эту попытку в корне. Что и пытался сделать бедный капитан Мэннинг. Который скорее всего сойдет в чаще с ума и будет распевать псалмы, когда его найдут.
Но бог с ним, с Мэннингом. Хуже то, что сейчас я должен был во что бы то ни стало избегать полиции. Ведь к истреблению целого церковного хора и продаже государственных секретов я добавил теперь нападение на офицера полиции, кражу у него пистолета и побег.
Я почувствовал прилив гордости. Я становлюсь важным преступником. Настолько важным, что они наверняка разошлют мое фото по всей стране. Эдак нетрудно начать относиться к себе с почтением.
Кажется, я сделал ошибку. И грубую. Надо было бросить машину с капитаном и голосовать. Может быть, меня взял бы кто-нибудь, и сейчас я бы ехал к Шервуду. И может быть, даже попал бы туда
А теперь уже поздно. Джоллская полиция сейчас наверняка что потревоженный муравейник. Они бегают, суетятся. Они вызвали капитана по радио, но он не отвечает. Они уже отправили машины на розыски.
Уже поздно. Теперь только вперед, подальше от этой второй дороги, от капитана Мэннинга. А если они вызовут собак? Тогда скорей всего они найдут меня. Но вряд ли они поедут сразу с собакой. Это абсурд.
Впереди я заметил просветы между деревьями.
Сержант Лепски был молод и честолюбив. Он был неглуп и терпелив. Последнее качество было ему особенно необходимо, потому что он не хотел работать с капитаном Мэннингом, но никому, разумеется, об этом не говорил. Капитан напоминал ему последнего защитника крепости в старинных фильмах. Он метался от амбразуры к амбразуре, пытаясь сдержать наступление врагов. А врагов у капитана было много. Все в полиции, кто был моложе его, были враги. Все, кто соображал лучше его, были враги. Все, кому везло, были враги.
И к нему, к сержанту Лепски, Мэннинг относился как к врагу. Боже, как он был ревнив к чужим успехам! Вот и сегодня он вел себя, как капризный ребенок. Взял этого Рондола к себе в машину, чтобы потом рассказывать всем, как он лично и собственноручно задержал и привез в полицию опасного преступника. Похоже было, что опасного преступника могла доставить в полицию пара голубок, если бы только летели впереди и показывали ему дорогу.
Лепски посмотрел на часы. Капитан должен был привезти его давным-давно. Куда они делись? Идут пешком по шоссе?
Он подождал еще несколько минут и решил вызвать капитана по радио. Конечно, эта скотина наорет на него и посоветует не совать нос в чужие дела, но все это немножко странно. Если бы с машиной что-нибудь случилось, капитан тут же вызвал бы их по радио. Господи, как хорошо, если бы был на месте заместитель Мэннинга, но он болен.
Зазвонил телефон, и сержант взял трубку. Властный мужской голос спросил:
— Сержант Лепски?
— Да.
— Мне сказали, что Мэннинга нет и ты тут самый старший.
Лепски промолчал. Главное — поменьше комментариев. Особенно когда не знаешь, кого комментируешь.
— Ты слышал когда-нибудь такое имя — Вольмут? — продолжал голос.
Вольмут, господи, сам Вольмут… Сержант почувствовал, как сердце у него забилось. Как с ним разговаривать? Наверное, лучше всего повежливее. Не сухо, но услужливо. Вольмут.
— Конечно, мистер Вольмут. — Сержанту не нужно было играть в почтительность. С Вольмутом в этом не было необходимости…
— Где наш друг Мэннинг?
— Задержан преступник. Капитан должен прибыть с ним с минуты на минуту, мистер Вольмут. С вашего разрешения, сэр, я как раз собирался вызвать его по радио.
— Почему?
— Он должен был быть здесь минут сорок тому назад, мистер Вольмут.
— Не клади трубку. Можешь ты не класть трубку?
— Да, сэр, конечно.
— Вот ты и не клади трубку. Вызови Мэннинга и переключи его на меня. Можно это сделать?
— Безусловно, мистер Вольмут.
Сержант начал вызывать капитана, но динамик молчал. И каждый раз, когда эфир отвечал ему молчанием, ему становилось на душе все веселее и веселее. Хотелось двигаться, разговаривать, что-то делать. Ну, последний раз. Неужели же ответит?.. Нет. Это слишком хорошо, чтобы это случилось. Этого не могло быть. Он взял телефонную трубку.
— Мистер Вольмут, он не отвечает.
— Старый идиот, — пробормотал Вольмут, и Лепски почувствовал, что ему нравится этот властный голос, в котором было столько уверенности в себе. — Что с ним. могло случиться?
— Не могу понять, мистер Вольмут. Я думаю, нужно немедленно выслать машину на розыски.
— Действуй, сержант. Я позвоню тебе через полчаса.
Лепски инструктировал полицейских, объясняя, где они в последний раз видели машину капитана, а сам все время думал о Вольмуте. О мистере Вольмуте, потому что даже в мыслях он думал о нем не иначе, как о мистере Вольмуте. Когда человек пользуется таким влиянием и может одним движением пальца подтолкнуть тебя вперед, его хочется уважать. Его, сержанта Лепски, не надо вести за ручку. Самый маленький толчок — и он сам пойдет вверх. Даже не толчок, а просто перестать сдерживать его, как это делает капитан Мэннинг. Старый, идиот. Он улыбнулся, вспомнив слова. Старый идиот. Точно сказано. И такой человек возглавляет полицию Джоллы…
Капитан все не возвращался, зато через четверть часа его вызвала патрульная машина, и взволнованный Смит доложил, что никаких следов капитана Мэннинга на второй дороге нет, что они начинают искать, не свернула ли машина в лес.
Сержант Лепски ощутил прилив радости и оптимизма. Вот он, шанс, который нельзя пропустить. Если радио Мэннинга молчит и машины на шоссе нет, что-то с ним случилось. Старый идиот. Высадил его из машины. Собственноручно и единолично доставит важного преступника… Доставил…
Снова позвонил Вольмут. Только не говорить с ним слишком уж радостно, подумал сержант. Это может произвести плохое впечатление. Думай, думай, сказал он себе. Твой шанс, не испорти его.
— Ну, нашелся пропащий? — Вольмут был раздражен и даже не пытался скрыть свое раздражение.