К тому же последние анализы свидетельствуют, что опухоль распространяется не только вширь, но и вглубь, и есть основания полагать, что, если не провести операцию немедленно, хвост полностью срастется со ртом. Разве не так?
Конвей кивнул.
— Допустим, — переведя дух, продолжил Маннон, — вы ампутируете конечности и удалите опухоль с головы и хвоста, заменив кожу подходящим синтетическим материалом, а как только пациент достаточно окрепнет, повторите эту операцию на остальных участках тела. Согласен, этот путь невероятно сложен, но в настоящих условиях он предоставляется единственно возможным. Конечно, можно создать ему искусственные конечности…
— Нет! — с чувством воскликнул Конвей. Если его теория правильна, то всякая операция на этой стадии окажется роковой. Если же нет и если пациент на самом деле такой злобный и непреодолимо враждебный, как представляется с первого взгляда, и если друзья его разыщут…
Чуть успокоившись, Конвей пояснил:
— Представьте, ваш друг с заболеванием кожи попал в руки к инопланетному доктору и тот не придумал ничего лучшего, как заживо содрать с него кожу и оторвать ему руки и ноги. Обнаружив его в таком состоянии, вы придете в негодование. Даже если предположить, что вы цивилизованное, терпимое и готовое на компромиссы существо — а эти качества мы пока не можем приписать нашему пациенту, — я беру на себя смелость предположить, что вы выйдете из себя.
— Это же несопоставимо, вы же отлично понимаете! — горячо возразил Маннон. — Порой приходится рисковать. Перед нами как раз такой случай.
— Нет, — ответил Конвей.
— Может быть, у вас есть лучшие предложения?
Конвей не спешил с ответом, тщательно взвешивая каждое слово:
— У меня есть одна идея, но пока я не хотел бы её обсуждать. Если что-нибудь получится, вы узнаете об этом первым: Если не получится — все равно узнаете. Узнают все.
Пожав плечами, Маннон направился к двери, но, не дойдя до нее, остановился.
— Что бы вы ни делали, — произнес он, — это достаточно серьезно, раз вы решили держать все в секрете. Однако, если вы поделитесь этим со мной, в случае неудачи я разделю с вами и вину…
«Все-таки есть настоящие друзья», — подумал Конвей. Соблазнительно было бы поделиться с Манноном — он был дотошным, добрым и весьма знающим специалистом, чрезвычайно серьезно относившимся к своей профессии, хотя и имел обыкновение подшучивать над собой. Однако вряд ли он сможет делать то, о чем его попросит Конвей, и вряд ли он будет хранить тайну, если этим Конвей займется сам.
И Конвей с сожалением покачал головой.
Когда Маннон ушел, Конвей возвратился к своему пациенту. Теперь больной напоминал не просто баранку, а баранку, ссохшуюся и изрезанную морщинами. Конвею трудно было убедить себя, что с того дня, как пациент прибыл в Госпиталь, прошла всего неделя. Его задетые опухолью щупальца напряженно торчали под разными углами, подобно засохшим сучьям на мертвом стволе. Понимая, что опухоль закроет дыхательные пути, Конвей вставил в них трубки, чтобы обеспечить нормальное дыхание. Трубки помогли, однако дыхание пациента замедлилось и утратило глубину. Биение сердца участилось, удары его ослабли.
Неуверенность изматывала Конвея.
Он записал в историю болезни пульс и частоту дыхания больного и решил, что пришло время чаще его осматривать, а также договориться с Приликлой, чтобы делать это вместе.
Курседд не спускал с Конвея глаз. Он не стал предупреждать ее, чтобы она молчала, так как это породило бы ещё больше разговоров и сплетен.
Конвей и так стал уже притчей во языцех у медсестер, а в последнее время обратил внимание, что старшие медсестры отделения стали относиться к нему с заметной прохладой. Но, если повезет, руководство ещё несколько дней не будет знать об этом.
Три часа спустя он вернулся в палату вместе с Приликлой. Сам снова проверил пульс и дыхание, а ГЛНО выяснил эмоциональное состояние пациента.
— Он очень ослабел, — задумчиво сказал Приликла. — Жизнь в нем еле теплится. Дыхание почти неощутимо, а пульс частый и слабый… — Мысль о смерти была особенно невыносима для эмпата, и чувствительный Приликла не смог заставить себя закончить фразу.
— Убедить его мы ни в чем не можем, — размышлял вслух Конвей. — Питаться он не способен, запасов энергии почти не осталось…
Конвей продолжил осмотр, но его неожиданно прервали.
* * *
Существо, что с трудом протиснулось в дверь, было тралтаном. Трудно отличить одного тралтана от другого, но этого Конвей узнал. Это явился не кто иной, как Торннастор, диагност, заведующий лабораторией патологии.
Выпучив глаза на Приликлу, он загудел:
— Выйдите, пожалуйста. И вы, сестра. — Затем он обратил все четыре глаза на Конвея.
— Я решил поговорить с вами один на один, — сказал Торннастор, когда Приликла и медсестра вышли. — Так как мои отдельные замечания будут касаться вашего профессионального поведения, я не хочу смущать вас присутствием свидетелей. Но начну я с добрых вестей. Нам удалось подобрать средство, останавливающее разрастание опухоли. Оно не только прерывает рост злокачественного образования, но и размягчает уже пораженные участки, а также регенерирует ткани и поврежденные сосуды.
«Черт побери», — подумал Конвей, а вслух воскликнул: — Замечательное достижение!
И это было правдой.
— Мы не добились этого, если бы не направили на погибший корабль нашего сотрудника с инструкциями исследовать все, что касается обмена вещeств пациента, — продолжал диагност. — Совершенно очевидно, что вы недооценили этот источник информации, ибо занялись им лишь однажды, впервые ступив на корабль. И потому вам удалось найти лишь малую долю того, что там было. Позвольте сказать вам, что я считаю это вашим просчётом, доктор, больше того: лишь ваши прошлые заслуги спасли вас от понижения в должности и отстранения от пациента… Наш успех оказался возможен только потому, что мы обнаружили весьма прилично оборудованную аптечку. Её содержимое, а также другие принадлежности среди оборудования корабля подтолкнули нас к выводу, что корабль этот был специализированным медицинским судном. Офицеры монитора были весьма взволнованы, когда мы им это сообщили…
— Когда? — резко спросил Конвей. Все его построение рухнуло в мгновение ока, Конвей почувствовал, как у него похолодели руки. Но, может быть, ещё не поздно? — Когда вы сказали им, что это медицинский корабль?
— Такого рода информация не может представлять для вас особый интерес. — Торннастор извлек из сумки большую колбу, помещённую в футляр.
