— Ты у меня на пути, Солум! — Солум неохотно сдвинулся. — Дай ка ему еще разок, — сказал Людоед. Он выдвинул ящик перед собой и вытащил два предмета. — Горти, ты знаешь, что это?
Горти заворчал и кивнул. Это были глаза Джанки. Людоед захихикал. Если я разобью их, ты умрешь. Ты знаешь это, да?
— Не много от меня тогда будет помощи, да?
— Это верно. Но я просто хотел, чтобы ты знал, что они у меня под рукой. — Он церемонно зажег маленькую спиртовку. — Мне не надо будет уничтожить их. Однокристаллические существа прекрасно реагируют на огонь. Ты должен реагировать вдвое лучше. — Его голос резко изменился. — О, Горти, мой мальчик, мой дорогой мальчик — не вынуждай меня так играть с тобой.
— Давай играй, — сквозь зубы пробормотал Горти.
— Ударь его снова, Солум. — На этот раз голос был надтреснутый.
Солум протянул к нему свою руку. Горти мельком увидел оживившееся лицо Арманда, язык мелькнувший по его влажным губам. Удар был сильнее на этот раз, хотя по-прежнему на удивление менее сильным, чем он ожидал — и кстати менее сильным, чем он выглядел. Голова Горти откинулась от удара и упала на грудь с закрытыми глазами. На этот раз Людоед не выпустил никаких стрел, видимо пытаясь заставить Горти использовать свои средства защиты, экономя собственные силы.
— Слишком сильно, ты идиот!
В углу застонал голос Кей:
— О, прекратите это, прекратите это…
— А-га. — Стул Людоеда заскрипел, когда он поворачивался. — Мисс Хэллоувелл! Что молодой человек сделает ради вас? Тащите ее сюда, Блуэтт.
Судья послушался. Он сказал, плотоядно улыбаясь:
— Оставьте что-нибудь для меня, Пьер.
— Я сделаю, как пожелаю! — рявкнул Людоед.
— Хорошо, хорошо, — сказал судья, присмирев. Он пошел обратно в свой угол.
Кей стояла перед столом, прямая, но дрожащая.
— Вам придется отвечать перед полицией, — выпалила она.
— Судья позаботится о полиции. Садись, моя дорогая. — Когда она не двинулась он заорал на нее. — Сесть! — Она задохнулась и села на стул возле края длинного стола. Он протянул руку и, схватив ее за запястье, подтянул к себе. — Судья говорил мне, что тебе нравится, когда у тебя отрубают пальцы.
— Я не знаю о чем вы говорите. Отпустите м…
В это время Солум стоял на коленях возле Горти и бил его по щекам. Горти подчинялся спокойно, в полном сознании. Кей вскрикнула.
— У нас здесь веселый шумный карнавал, — улыбнулся Людоед. — Это совершенно бесполезно, мисс Хэллоувелл. — Он вытащил из ящика тяжелые ножницы. Она снова закричала. Он положил их и взял спиртовку, легко коснувшись пламенем кристаллов, которые лежали подмигивая перед ним. По какому-то удивительному везению — или может быть более сложной вещи, чем везение, Горти бросил быстрый взгляд сквозь ресницы именно в эту секунду. Когда бледное пламя коснулось кристаллов, он откинул голову, исказил черты лица…
Но он сделал это нарочно. Он ничего не чувствовал.
Он посмотрел на Зину. Ее лицо было напряжено, вся ее душа стремилась сказать ему что-то…
Он открыл этому свое сознание. Людоед увидел его открытые глаза и выстрелил еще один из своих ужасных психических импульсов. Горти едва успел закрыть свое сознание; часть импульса проникла внутрь и встряхнула его до самой сути.
Впервые он в полной мере осознал свою неспособность, свои неоднократные безуспешные попытки ясно самому понимать вещи. Он сделал страшное усилие. Зина пыталась сказать ему что-то. Если бы у него была хоть одна секунда, чтобы получить ее… но он пропал, если подвергнется еще одному такому удару, как первый. Было что-то еще, что-то связанное с Солумом! Подающая сигналы рука на плече, говорящие глаза, полные чего-то невысказанного…
— Ударь его снова, Солум. — Людоед взял ножницы. Кей снова закричала.
Снова Солум склонился над ним, снова рука прижалась к его плечу тайно, настойчиво. Горти посмотрел зеленоватому человеку прямо в глаза и открылся посланию, которое было там.
СПРОСИ У КРИСТАЛЛОВ. СПРОСИ У КРИСТАЛЛОВ КАК УБИТЬ ОДИН ИЗ ИХ СНОВ. УЗНАЙ У КРИСТАЛЛОВ.
— Чего ты ждешь, Солум?
Кей кричала и кричала. Горти закрыл свои глаза и свое сознание. Кристаллы… не те, которые на столе. Все кристаллы, которые жили — в - в…
Тяжелая рука Солума опустилась на его шею. Он позволил ей опустить себя все ниже и ниже в лишенное света место, полное структурных мерцающих ощущений. Оставаясь в нем, он яростно шарил вокруг своим сознанием, пытаясь узнать. Его игнорировали полностью, величественно. Но и защиты от него тоже не было. То, что ему было нужно было там; он должен был только понять это. Ему и не помогали, и не препятствовали.
Он осознал теперь, что мир кристаллов не был выше обычного. Он был просто — другой. Эти самодостаточные отвлеченные личности были кристаллами, следовавшие своим пристрастиям, жившим своей совершенно чуждой жизнью, думающими при помощи логики и шкалы ценностей, совершенно невозможной для человеческого существа.
Он мог понять часть всего этого, не будучи скованным жесткими идеями, хотя его и втиснули в человеческую форму так плотно, что он не мог полностью смешаться с этими немыслимыми существами. Он понял почти сразу, что теория Монетра о снах кристаллов была верной и неверной, как удобная теория о том, что вокруг атомного ядра вращаются частицы. Эта теория работала в простой практике. Изготовление живых существ было функцией имеющей цель, но эту цель нельзя было объяснить в человеческих понятиях. Единственно, что стало ясно Горти, была почти полная неважность, для кристаллов, этой функции. Они делали это, но она служила им почти так, как человеку служат его аппендикс. И судьба существ, которые они создавали, волновали их так же мало, как судьба отдельной молекулы углекислого газа, выдохнутой человеком.
Тем не менее, механизм, при помощи которого осуществлялось творение был здесь, перед Горти. Его цель была вне его понимания, но он мог понять как он действует. Изучая его своим моментально все схватывающим умом он узнал… вещи. Две вещи. Одна имела отношение к глазам Джанки, а вторая…
Это то, что надо было сделать. Это было похоже на попытку остановить катящийся валун, блокируя его другим валуном, катящимся на его пути. Попытку снять щеткодержатель с двигателя постоянного тока, попытку разрезать сухожилия на задних ногах бегущей лошади. Это делалось при помощи сознания, чудовищным усилием, которое определенным образом говорило стоп! определенному виду жизни.
Понимая это, он ушел оттуда, незамеченный — или проигнорированный странными существами вокруг него. Он пустил в себя свет. Он появился и почувствовал свое первое настоящее удивление. Его шея болела от удара руки Солума, которая все еще отодвигалась от него. Тот же крик, который начался, когда он погружался, пришел к своему задыхающемуся завершению, когда он всплыл. Банни все еще смотрела медленно моргая своими тяжелыми как у наркомана веками; Зина все еще скрючилась с тем же измученным выражением сосредоточенности на своем заострившемся лице.
