Понимал Растак, понимал Хуккан, понимали все, кроме, может быть, Витюни: кончать с Соболями надо засветло. И воины готовились к последней схватке – сила на силу, толпа на толпу, один на один, ибо валуны сразу же изломают строй, если раньше это не сделают укрытые за камнями лучники. Многие недоумевали: почему вождь замедлил, а потом и вовсе остановил смертоносное движение сомкнутого строя? Кое-кто из бывалых воинов уже ворчал вслух: враг получил передышку, за которую сейчас придется платить жизнями!
За валунами было тихо. Там тоже ждали.
К немому удивлению воинов, Растак вышел вперед. Один. Со щитом, но щит он небрежно забросил за спину, как видно, убежденный, что успеет им прикрыться, чуть только чуткое ухо услышит пение первой стрелы. Спокойным ровным шагом вождь прошел два десятка шагов перед затаившим дыхание строем своих, показал врагу пустые руки и, поднеся ладони ко рту, прокричал:
– Я хочу говорить! Пусть выйдет Пуна. Мои воины не станут стрелять.
Ему пришлось повторить это дважды, прежде чем в быстро падающих сумерках из-за валуна показалась невысокая темная фигура. Вождь Соболей был стар, мал, гнут жизнью и нимало не походил на богатыря, каким выглядел Растак. Но голос старого вождя прозвучал не менее звучно:
– Не могу обещать тебе того же, Растак.
Как бы в подтверждение этих слов кто-то из Соболей не выдержал – в тишине, нарушаемой лишь стонами раненых, отчетливо тявкнула одинокая тетива. Растак не стал заслоняться щитом – просто отшагнул вбок.
– Если ты согласен на разговор, вели своим храбрецам не мешать нам. Если нет – тем более пусть поберегут стрелы. – Как Растак ни старался, он не мог скрыть издевки. – Очень скоро они им понадобятся, чтобы прожить на несколько мгновений дольше.
В неверном сумеречном свете было видно: Пуна колеблется. Наконец он замахал руками вправо и влево, призывая своих к порядку, и тоже вздел пустые руки над головой, показывая, что выходит на переговоры без оружия. Хотя только слепой не видел: даже будь Пуна вооружен, Растак при желании пришиб бы его одним ударом.
Вожди встретились на полосе каменистой земли, еще не политой кровью, между теми, кто готовился умереть, и теми, кто ждал сигнала добить врага. Люди затаили дыхание. Сейчас, когда вожди сошлись, действовал неписаный закон: любой вероломец, вздумавший пустить стрелу, был бы уничтожен своими же соплеменниками во искупление вины перед предками.
Большинство стрелков опустили луки. Кое-кто вернул в колчан уже наложенную на тетиву стрелу.
Не дойдя до Пуны трех шагов, Растак сел прямо на землю, знаком приглашая вождя Соболей последовать его примеру. Пуна поколебался и сел, ничем не показав, что оценил вежливость противника. Сидя он немногим уступал Растаку в росте, а остаться стоять, как младшему перед старшим, было бы нестерпимо. Нельзя было и сесть первым: свои же воины решили бы, что старого вождя не держат ноги.
Первым нарушил молчание Растак:
– Я рад, что ты уцелел в бою, отважный Пуна.
– Зато я вовсе не рад, что и тебе удалось уцелеть, бывший друг Растак, – без промедления ответил Пуна. – Вероятно, ты прятался за спинами своих воинов? Мои глаза не видели тебя в битве.
В последних лучах умирающего заката Пуна не сумел заметить, как мгновенно пронеслись и исчезли в глазах противника колючие молнии гнева.
– И все-таки я рад, что ты уцелел, – продолжил Растак, помолчав. – Я просил за тебя духов, как просил их и за все племя Соболя, наших друзей.
Если бы в голосе Растака звучала едкая издевка победителя над побежденным, если бы внимательное ухо уловило в нем хотя бы намек на иронию – Пуна знал бы, как ответить, не уронив честь племени. Но голос победителя был ровен и почти доброжелателен – так разговаривают с союзником, а не с врагом, хотя бы и побежденным.
Пуна открыл и закрыл рот. Снова открыл и со стуком захлопнул. Наконец нашелся и выдавил из себя, как плюнул:
– Дру…зей?
– Друзей и верных союзников. – Растак важно кивнул. – Так было между нами раньше, так будет и впредь.
– Вы… – Пуна задохнулся. – Вы напали на нас исподтишка, словно на крысохвостых! И ты еще смеешь говорить со мной о дружбе! Более того: ты дал приют двум чужакам из Запретного мира, хотя должен был уничтожить самую память о них! Ты и победил только с их помощью! – Пуну трясло. Он повысил голос, чтобы его могли слышать свои и чужие воины. – Зря я не поверил слухам о чужаках, зря считал тебя неспособным растоптать заветы предков! Ты демон в человеческой коже, ты хуже Хуур-Уша. Но не думай, что ты уже победил! Мои воины готовы драться насмерть. Мы возьмем жизнь за жизнь, и подумай, Растак, много ли у тебя останется людей, чтобы защитить собственную землю, когда придет время защищаться? – Последние слова старый вождь выкрикнул во весь голос.
– Это время пришло совсем недавно, – негромко сказал Растак, – когда на нас напали плосколицые. Их было вдесятеро против нас, а возможно, и больше. Я послал к тебе гонца с просьбой о помощи, как то водится между друзьями и союзниками. Напомни, что ты ответил мне, отважный Пуна.
– Мы не могли оказать помощь! Племя Лося готовилось напасть на нас, и мы не могли помочь ни единым воином!
– И что же племя Лося, – с поддельным любопытством поинтересовался Растак, – напало?
Пуна угрюмо промолчал.
– Скажи мне, мудрый Пуна: если бы враги грозили смыть детей Соболя, как весенняя вода смывает затор из плавника, если бы ты, вождь погибающего племени, послал за помощью к нам, детям Земли-Матери, а я отправил бы гонца восвояси, не пожелав даже как следует выслушать его, – что подумал бы ты о таких союзниках? Неужели тебе не пришло бы в голову, что те, кто отказал в помощи сегодня, могут ударить в спину завтра?
– Мы не ударили бы, – прошипел Пуна. – Ударил ты…
Растак помолчал. Солнечный луч давно убрался с верхушек сосен на скале, зато медленно плывущее в вышине облако рдело цветами крови и пожара. Вождь племени Земли смотрел на это облако, как будто обдумывал какую-то необыкновенно важную мысль. На самом деле он просто давал взбешенному старику время успокоиться.
– Скоро станет темно, – сказал он с притворной или настоящей – как знать – неохотой в голосе. – До темноты мы должны решить, как нам быть. Я не хочу терять моих воинов сверх необходимого, а потому желал бы выслушать твой совет, мудрый Пуна.
И снова Пуна не сумел скрыть своего удивления.
– Ты… ты спрашиваешь у меня совета? У МЕНЯ?
Растак молча кивнул.
– Тогда уведи своих воинов и больше никогда не переступай нашей границы, это мой совет!
– Уже поздно. – Чуть заметно улыбнувшись, Растак покачал головой. – Они спросят меня: для чего мы пролили столько своей и чужой крови? Где хотя бы добыча?
– Тебе нужна добыча? – Горечь и презрение слышались в голосе Пуны. – Бери! Что тебе стоит угнать наши стада? Ты сделаешь это с легкостью! Прости, хлеб на полях еще не созрел…
– Мне не нужна добыча, – снова покачав головой, ответил Растак. – Я хочу, чтобы твои воины отдали оружие, вот и все.
– Не стал ли я туг на ухо на старости лет? – изумленно проговорил Пуна. – Повтори. Ты хочешь, чтобы воины Соболя без боя стали рабами? И при этом условии ты великодушно подаришь жизнь малодушным трусам? – Старик хрипло рассмеялся. – Уходи. Я думал, ты умнее, Растак… Уходи, мы будем биться.
С неожиданным для своего возраста проворством старик вскочил на ноги. Растак остался на месте.
– Как ты думаешь, – спросил он, – не послать ли мне прямо сейчас один отряд проведать вашу деревню? Сколько ты оставил там воинов? Пять? Десять? Ни одного?
Пуна заскрежетал зубами. Казалось, еще слово – и он, презрев законы предков, бросится на врага, чтобы попытаться умереть, стиснув зубы на его горле.
– Ты можешь это сделать, храбрый сын Земли, – прошипел он. – Да, можешь. Сейчас ты способен навсегда уничтожить детей Соболя, чтобы даже память о них исчезла в веках. Ты одержишь славную победу над женщинами и детьми. Затем твои головорезы с помощью извергов Запретного мира как-нибудь справятся с моими воинами, но подумай: много ли у тебя после этого останется людей, Растак? Мои воины еще не побеждены, их оружие хорошо заточено, они готовы сражаться насмерть. Да, скорее всего, ты победишь и захватишь земли моего племени. Но что ты будешь делать с войском племени Лося, которое хлынет сюда, как только сосчитает остатки твоих сил? В лучшем случае ты спасешь добычу и уведешь пленных – но не удержишь ни этой долины, ни своей, поскольку станешь чересчур богат для слабого. Спасет ли Договор того, кто его нарушил? Подумай об этом, храбрец!
– Ты прав, вождь, – кивнул Растак. – Ты ошибся, когда отказал нам в помощи, но на этот раз ты прав. Так и будет, я знал это с самого начала. Быть может, мое племя не спасут даже гости из Запретного мира, хотя они великие воины. А может быть, и спасут, спроси у Вепрей, как они уносили ноги с нашей земли. Но твое племя не спасет уже никто. Я же предлагаю Соболям жизнь!
