— Непременно, Лев Маркович. Непременно, дорогой мой. При первой возможности.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
У ВОРОТ АРКТИКИ
Дима жил словно в тумане. Ни о чем невозможно было думать, ничто не доходило до сознания. Дима ходил растерянный, на вопросы отвечал невпопад, словно с трудом пробуждаясь от сна.
Березин назначил отъезд на 22 августа. И после этого Дима шел уже за событиями, как на аркане, с затуманенным сознанием. Иногда при взгляде на похудевшее лицо сестры, ему становилось больно и стыдно, и робко всплывала мысль: «А может, не надо… может, отказаться»… Но тут же вставало в воображении презрительное и насмешливое лицо Березина, и Диме казалось, что он уже слышит, как Березин цедит сквозь зубы: «Струсил… Я так и знал». И Дима гнал от себя мысль об отказе. Нет, он не трус. Он должен поехать, должен найти брата. Перед отъездом он оставит Ирине письмо, объяснит ей, что он не мог иначе, что он непременно вернется к началу занятий в школе. Только не надо говорить об Арктике, он напишет, что уехал… ну, куда-нибудь в другое место. А то она начнет искать, пошлет вдогонку радиограмму…
Дима так и сделал. В тот день, 22 августа, когда он в последний раз, с маленьким свертком в руке, вышел из дому, ведя на поводке степенно шагавшего Плутона, в кармане у Димы лежало письмо Ирине. В нем он сообщал, что один человек, сибирский охотник, берет его с собой в тайгу на охоту и что ровно через месяц они вернутся в Москву. «Только, пожалуйста, не беспокойся, Ирочка, нам в тайге будет очень интересно», писал он, подразумевая, очевидно, охотника, себя и Плутона. Потом следовали горячие поцелуи и опять просьбы не беспокоиться.
Зная, что отъезд из Москвы состоится ночью, а письмо дойдет очень быстро, через два часа, Дима опустил его в уличный почтовый шкаф, предусмотрительно замазав номер дома, корпуса и своей квартиры: письмо придет в почтовый узел района и там застрянет на некоторое время.
Пока отыщут квартиру по фамилии Ирины, пока доставят — пройдет ночь, и Димы уже не будет в Москве.
***
И вот, после ночного полета на геликоптере, Дима шагает по улицам Архангельска, молча рассматривает улицы, скверы и время от времени поглаживает Плутона, который с достоинством выступает рядом на коротком поводке. Плутон каждый раз в ответ поднимает тяжелую голову, вопросительно поглядывает на Диму и теснее прижимается к его ноге.
Долго не разговаривать с дорожным товарищем неловко, а разговор с ним как-то не налаживается. В сущности, Дима почти ничего не знает о человеке, с которым ему придется провести много времени в пути.
Этого человека зовут Георгий Николаевич. Так его назвали, когда знакомили с Димой на даче где-то под Москвой. Фамилию Георгия Николаевича Диме не сказали, да он и не обратил на это внимания. В общем, человек этот ему понравился. Познакомившись, Георгий Николаевич увел Диму к себе в комнату, долго разговаривал с ним, расспрашивал, почему ему так хочется попасть в Арктику, и все время добродушно улыбался, похваливая за смелость и мужественную любовь к брату. Потом он горячо поддержал мысль Димы, что его брат, вероятно, приземлился где-то на Северной Земле: не такие теперь машины в Советском Союзе, чтобы падать, разбиваться и губить людей. Дима, без сомнения, найдет брата, если будет настойчив и смел. Потом Георгий Николаевич сказал, что Дима должен переменить имя. В удостоверении, которое ему дадут перед отъездом, будет проставлена новая фамилия Димы — Антонов Вадим Павлович. Если его будут спрашивать, куда он едет, Дима должен отвечать, что едет к отцу, Павлу Николаевичу Антонову, в подводный поселок шахты N 6. Дима должен говорить, что Георгий Николаевич их хороший знакомый, что его фамилия Коновалов. По просьбе отца, Коновалов везет Диму в поселок, чтобы он там жил и учился в школе. Но лучше всего, если Дима будет поменьше говорить о себе, чтобы случайно не проговориться. Ведь если узнают, что он вовсе не Антонов, его могут вернуть обратно в Москву, а у Георгия Николаевича тоже будут большие неприятности.
Дима обещал все это хорошенько запомнить, а у самого сердце замирало от страха при мысли о таинственности, которая начинала окружать его.
Георгию Николаевичу, видно, очень понравился Плутон. Правда, он говорил, что больше пригодилась бы в Арктике простая сибирская лайка, но, вообще говоря, Плутон замечательный пес.
Новый знакомый погладил Плутона по голове и поиграл его мягкими ушами. Дима даже покраснел от удовольствия, с увлечением начал рассказывать об уме и силе своего друга и наконец приказал ему поздороваться с Георгием Николаевичем. Плутон исполнил приказание с обычной спокойной величавостью и достоинством, но, по-видимому, без особого энтузиазма, против обыкновения не шевельнув даже хвостом. Это, вероятно, объяснялось непривычной обстановкой, новыми людьми и вообще всеми треволнениями этого дня.
Дима ушел от Георгия Николаевича очень довольный, но больше с ним не встречался вплоть до посадки в геликоптер.
Перед посадкой, уже ночью, Георгий Николаевич передал ему удостоверение с фотопортретом Димы. В бумажке было сказано, что Вадим Павлович Антонов, 14 лет, направляется в сопровождении грузового наблюдателя министерства Великих арктических работ Г.Н.Коновалова к своему отцу П.Н.Антонову, в подводный поселок при шахте N 6, для проживания там и продолжения учения в поселковой школе.
Эти спокойные официальные слова придали Диме уверенность, и он смело вошел в кабину геликоптера.
В полете Георгий Николаевич был молчалив, все время курил, то и дело поднося к бритой верхней губе руку и сейчас же отдергивая ее. В начале пути он посоветовал Диме поспать, так как завтра день будет хлопотливый и отдохнуть не удастся. Дима охотно последовал этому совету и быстро заснул в откидном кресле, чувствуя теплоту Плутона, который лежал у его ног на ковре, положив тяжелую голову на вытянутые лапы…
Ранним утром высадившись в Архангельске, они отправились с аэродрома в город, позавтракали в большом автоматизированном ресторане и там же накормили Плутона. После этого, оставив Диму с собакой на бульваре у фонтана, Георгин Николаевич пошел по делам. Он отсутствовал часа четыре, а Дима ожидал его, читая взятую здесь же, в библиотечном павильоне, книжку об Арктике.
Георгии Николаевич вернулся довольный и веселый и сказал, что нужно поехать на Соломбалу — остров возле Архангельска, на Северной Двине, у которого стоит их электроход. Там они пообедают, после чего Георгий Николаевич пойдет еще кое-куда по делам, а вечером можно будет перейти на корабль. У Димы тревожно и радостно забилось сердце.
В большом поместительном электробусе они через полчаса достигли речного порта и поехали вдоль набережной. Глаза у Димы разбежались. Тут были огромные океанские многопалубные электроходы, совершавшие пассажирские рейсы до Мурманска, Шпицбергена, до советских портов Черного и Балтийского морей и далеко за границу. Они были нарядно окрашены, сверкали на солнце металлическими частями, стеклами больших иллюминаторов. У самых быстроходных экспрессов носовые и кормовые части, вплоть до самой верхней палубы, были наглухо закрыты прозрачной обшивкой безукоризненно обтекаемой формы. В далеком пути такая же обшивка укрывала весь электроход, и он походил на торпеду — гладкую, без единого выступа, кроме невысокого прозрачного колокола над рубкой. Были здесь и большие старинные теплоходы.
Дальше, вверх по реке, за длинным мостом, красивой дугой перелетавшим через нее, виднелось, словно стадо огромных лебедей, множество белых речных электроходов… От устья Северной Двины, через систему ее притоков, соединительных каналов и озер, затем по Неве, Волге, Днепру, Дону они совершали рейсы до Ленинграда, Москвы, Астрахани, Ростова-на-Дону, Херсона.
По спокойной зеленовато-голубой воде, сверкавшей под солнцем, сновали по всех направлениях катера, буксиры, яхты под высокими белоснежными парусами. С верховьев реки, сверкая иллюминаторами и окнами кают, приближался большой трехпалубный электроход, наполненный пестрой толпой пассажиров.
