- Каждый хочет владеть мнением начальника, - сказал я, упирая на слово "владеть".
- Ладно, так и быть. Вот скажи мне, почему раньше на Земле было очень много государств? Не знаешь - куда тебе! Я знаю, - Спиридонов ткнул себя в грудь. - Всегда есть две тенденции: снижать уровень принятия решений и, наоборот, повышать его. Тенденции противоречивые. С одной стороны, цивилизация объективно нуждается в повышении этого уровня. Еще бы! Если каждый начнет решать, куда вертеть реки и какие переворачивать горы - это что же получится? А с другой стороны, сидит царь, или, там, император, и все за тебя думает. Неприятно. Каждый человек хочет думать сам за себя. Что придумали: разбили все на квадраты, и в каждом свой начальник. Царь, король, президент или Папа римский. Они между собой цапаются, но, между прочим, не дают друг другу валять дурака. Знают, шельмы, что если будут валять - их снизу начнут выдавливать. Таким вот образом соблюдается баланс интересов. Но вот приходит сильная личность - Гитлер, Сталин, Мао или как его там... Ну, в Америке - не помнишь?.. Какой-нибудь Александр Македонский или, там, Юлий Цезарь. И начинается дурдом. Давай все делить, переиначивать - только щепки летят. А почему? Потому что упомянутые личности брались решать все за всех...
"Бордо" подействовало, и Спиридонов, войдя в раж, теперь витийствовал. Я соответственно, наслаждался, потому что когда Васильевич подступался к основным вопросам философии, его нельзя было остановить. Он поднимался до немыслимых интеллектуальных высот, окидывая зорким оком горизонты неведомого и, порой, заглядывая в такие уголки, о существовании которых я и не подозревал.
- А теперь какой-то мозгляк Шеффилд, кучкуясь с весьма подозрительным Калуцей и используя загадочную болезнь пострадавшего в космических безднах Сомова - безусловно героя, а как же! - предлагает невесть что. Он предлагает, чтобы исполнители сами принимали решения и сами их исполняли! Причем любые. Собрались, подключились друг к другу, все быстренько решили - и разбежались. Как это понимать? Куда девать начальников, я тебя спрашиваю?.. Это, Гиря, схема, но помяни мое слово, вокруг этой схемы все и завертится... А? Как думаешь?
- Черт его знает, Васильевич, как оно завертится. Может так, а может этак...
- А ирландцы?! - напирал Спиридонов.
- Ну и что же, что ирландцы, - парировал я. - Мало ли...
- Правильно. Черт их знает, этих ирландцев, что у них на уме... У нас не о том голова болеть должна. А о чем у нас должна голова болеть?
Я, признаться, тоже захмелел, и нужно отметить, голова у меня в этот момент ни о чем не болела.
- А голова у нас, Гиря, должна о том болеть, как бы этих Шеффилдов раскрутить на откровенность. Нужен план завтрашней компании. Вот я, например, как себя должен вести? Изображать агромадного начальника? Как думаешь, потяну?
- Вполне, - оказал я, окинув Спиридонова критическим взором.
- Ну, допустим, излагаю факты, нам известные, давлю на психику. И что? Оли уперлись: нет, мол, не было ничего, а если и было, то когда это было...
- А второй параграф? - напомнил я.
- Где? - Спиридонов изобразил на лице полнейшую невинность. - Какой параграф? Ничего не знаем, не ведаем... Структура личности? Какая структура? Мы белки с генотипом перекрещиваем, или, там, углеводы с хромосомами... Непонятен, Петя, сам узел проблемы, центральная точка беседы. Что они хотят? Чего добиваются? А мы чего хотим?
- Мы хотим докопаться до истины, - заявил я не очень уверенно.
- Мы-то? А зачем она нам? Что мы с ней будем делать?
- Знание истины полезно само по себе.
- Да начхать мне на истину, если от нее нет никакого проку. Ты думаешь, чем я сегодня весь день занимался? Я, брат ты мой, встречи проводил на высшем уровне, консультировался кое с кем, и резюме такое: дохлое дело, Васильевич, - съедят. Не дадут вспучить дело до нужных размеров. Знаешь, чего боятся голованы? Боятся, что станет хуже, чем сейчас. Здесь, в Сараево, разный народ собрался, но я ощутил, что все они пляшут вокруг одной проблемы. И проблема эта - человек. Сейчас, худо-бедно, дают работать, а могут вообще закрыть краны. Под лозунгом: человек - не подопытный кролик.
- Думаю, Васильевич, мы должны убедить Калуцу и Шеффилда, что являемся их союзниками. Это основная задача.
- А мы разве являемся?
- Да как будто бы.
- Это сатана является - остальные приходят... Ну, хорошо, являемся. А нас не ждут!.. Помнишь, Сомов про тормоза говорил. Верно говорил. Ведь кто мы с тобой, по сути? Лично я всегда видел свою роль в качества предохранителя. Сгораю на работе, но не даю человечеству улететь в пропасть головотяпства. А тормоза еще лучше. Никто не горит - все живы. И ехать можно, и быстро можно. В случае чего давим на тормоза, останавливаемся и осматриваемся. Смотрим - едем не туда!.. Поворачиваем, едем дальше. Это - правильный подход. А вот колеса откручивать - неправильный! Теперь другой вопрос: что есть тормоза в нашем случае?
- Это закон.
- Во-от! Но не запрет, а регулирование. Если запрет, как сейчас - все равно будут делать. Но уже тайно. И делают. Следовательно, точка соприкосновения есть. И они, и мы заинтересованы в том, чтобы узаконить их деятельность. Но мы дополнительно заинтересованы в том, чтобы поставить ее под контроль общественности.
- Они не меньше в этом заинтересованы, - заметил я.
- Очень может быть. Ведь контроль предполагает обнародование. А это слава - раз, авторитет и вес - два, возможность участвовать в дележе ресурсов - три. И четыре... Что там - четыре?
- Ей богу, не знаю, Васильевич!
- Не знаешь? Эх ты, Гиря... А еще Гиря... Четыре - это, Гиря, чистая совесть. Вот что такое четыре, брат мой во Христе, Гиря... Но четыре, Гиря, бывает только у людей порядочных. У остальных - три и меньше... Все. Спать!
Мы уже собрались было разойтись и занять свои спальные места, но Спиридонов задержался, как-то странно на меня посмотрел и вдруг сказал:
- Единственное, что мне непонятно в нашей диспозиции это пункт насчет контроля общественности. Хотел бы я знать, что это такое? Вот, например, мы с тобой - общественность?
- Не знаю, как ты, Васильевич, а я - общественность. На том стою!
- Тогда все. Ежели что - ссылаюсь на тебя, - сказал Спиридонов и удалился на покой.
Глава 11
Сомову не повезло.
Он уже месяц торчал на Марсе, ожидая рейса на Сатурн. Предполагалось, что он вылетит грузовым балкер-трампом, отправление которого непрерывно откладывалось в связи с тем, что упомянутый балкер-трамп еще даже и не прибыл на марсианскую орбитальную базу.
Когда он прибудет, Сомов не знал. Собственно, он и понятия не имел, что это такое - балкер, да еще и трамп, но ждал его как манну небесную, как спасение, отпущение и избавление вместе взятые. Потому что Марс ему осточертел. И багровые закаты, и пурпурные восходы, и пыльные бури, и базальтовые колпаки, под которыми цвели сады...
