— Я?! Вот даже как! — искренне удивилась Зенцова. — Ваши подземные города и вдруг… я. Чудно что-то, Лев Кириллович.
— Мы с вами будем строить подземные города будущего. И не снизу вверх, а наоборот — сверху вниз, — рука Горелика, энергично описав в воздухе дугу, вновь устремилась в пол кабины. — Сверху вниз — вот ключ решения проблемы. И единственную возможность для этого дает ваша изотопная вода, ее способность обращать грунт в сверхпрочное вещество. Мы поведем стены вниз, этаж за этажом, ярус за ярусом, улицу за улицей. Но… это, конечно, в будущем. А пока… — сжав губы, Горелик помолчал, — пока нам с вами предстоит не менее трудная задача: доказать вышестоящим товарищам, что нам под силу за одну ночь создать стены шести цехов швейного комбината.
— Я не совсем понимаю…
— На верхнем основании коробки мы выложим стены Дворца культуры, а вниз, этаж за этажом, упрячем швейный комбинат. Чувствуете, какую площадь сохраним для города? Вместо цехов мы разобьем на ней парк, создадим искусственный пруд, построим стадион. Но… но на все это нужно согласие сверху, нужно, чтобы нас поняли, поддержали.
Антонида Дмитриевна зачарованно взирала на Горелика, но уже не в зеркале, а привстав и отодвинувшись к стенке кабины, чтобы можно было видеть его всего.
— Непостижимо! — вырвалось у нее. — Вы — главный инженер СМУ и вдруг… такой мечтатель.
— А что, уж главным инженерам СМУ нельзя быть и мечтателями? — с притворной обидой отозвался Лев Кириллович. — Я-то ведь думаю и о тех городах, которые нам предстоит строить на Луне, на Марсе, на спутниках Юпитера. Там наверняка придется уходить в глубину, и без вашей изотопной водички никак не обойтись.
Зенцова обессиленно откинулась на спинку сидения.
— Кто бы мог подумать, что моей изотопной воде открываются такие возможности… — выдохнула она со стоном. — Ах, если бы я могла предвидеть это хотя бы десять лет тому назад… насколько бы легче мне было переживать поражения.
— Антонида Дмитриевна, голуба, — сказал Лев Кириллович, да вы же сами отказались от такой возможности. Вспомните ту ночь в Ярославле. Я пытался тогда вызвать вас на откровенность. Да я и сам тогда нуждался в вашем сочувствии. Наша взаимная искренность могла бы еще десять лет назад привести к объединению наших усилий, наших замыслов. Но… увы, вы весьма недвусмысленно дали понять, что не нуждаетесь в моем обществе. Сделайте милость, припомните.
Антонида Дмитриевна коснулась кончиками пальцев плеча Горелика.
— Лев Кириллович, дорогой, — выдохнула она, — я никогда не бывала в Ярославле.
Горелик озадаченно поглядел на нее в зеркало, поправил очки.
— Вот даже как… — пробормотал он. — Вот оно что…
И сокрушенно помотал своей большой головой. Антонида Дмитриевна потерлась щекой о свое плечо. Нескрываемое огорчение на лице Горелика развеселило ее. Еще никогда она не чувствовала себя такой счастливой. И тут им обоим пришла в голову одна и та же мысль: они показались друг другу знакомыми лишь потому, что давным-давно жаждали встречи, нуждались в ней. Но такие мысли вслух до поры не произносятся.
Глеб Санкин отчаянно боролся со сном и потому не сразу услышал тревожное гудение зуммера. Взглянув на приборы, он с изумлением убедился, что отключено высокое напряжение.
Он поспешно снял телефонную трубку.
— В чем дело? — закричал он. — Что случилось?
— У нас ЧП, — отозвался ему спокойный голос дежурного диспетчера Энергоцентра. — Придется потерпеть до утра.
— Да вы с ума сошли?! Вы сведете на нет всю…
Не пускаясь в объяснения, диспетчер положил трубку. Сна как не бывало. Тупо глядя на приборы, стрелки которых опустились на нулевые отметки, Глеб прежде всего с грустью подумал о том, что ему уже в который раз не повезло. И на этот раз, похоже, окончательно: чаша терпения заведующего лабораторией доцента Козицкого теперь окажется переполненной, он предложит Глебу подать заявление об уходе по собственному желанию. Это неважно, что Глеб ни в чем не виноват. Прежде получалось так же: стоило ему встать у пульта, как, пожалуйста, — то выйдет из строя какой-нибудь блок автоматики, то окажутся перепутанными провода датчиков, то приборы выдадут несусветную ерунду (хотя перед приходов Глеба работали безукоризненно). Каждая бригада исследователей дипломатично предпочитала обходиться без услуг Глеба Санкина, приписывая ему роль «черной кошки». Что касается Козицкого, то за каждую неполадку он начинал разнос с Глеба, поскольку у того в это время бывала самая виноватая физиономия. Страшась, что его заподозрят в чужой оплошности, Глеб мучительно краснел, прятал глаза и лепетал в свое оправдание нечто невразумительное, чем приводил Козицкого в еще большую ярость. Так из инженера-исследователя Глеб был постепенно низведен до старшего, а затем и просто рядового лаборанта. Ему бы возмутиться, послать Козицкого ко всем чертям да уйти из лаборатории. Инженер-электроник, хоть и зеленый еще, везде нашел бы себе место. Увы, он никак не мог заставить себя решиться на такой шаг. И не только по мягкости своего характера. Его удерживало тайное желание стать свидетелем конечных результатов работ доцента Козицкого. Дошло до того, что Козицкий, поставил его на ночные дежурства у изотопной установки. В обязанности Глеба входило сидеть у пульта и не спускать глаз с приборов. И хотя тут всем управляла автоматика, однако мало ли что могло случиться. До появления Глеба подле установки ничего не случалось. За одиннадцать лет непрерывной работы установки производились лишь профилактические осмотры, но они, разумеется, в счет не идут. И вот именно во время дежурства Глеба впервые отключили высокое напряжение. Похожая на древнеегипетский саркофаг, окрашенная в ядовито-зеленый цвет, установка стояла в небольшом закутке просторного лабораторного зала, обособленно от всего прочего оборудования. Через установку двигался непрерывный поток воды. В самой утробе ее, в сферической камере вода мгновенно обращалась в пар. Пучок лазерных лучей выхватывал из пара те молекулы воды, атом водорода которых имел массу 4. Одна такая молекула приходилась на два с половиной миллиарда обычных протиевых молекул. Под воздействием сверхплотного электрического поля она увлекалась в кварцевый накопитель, небольшой цилиндр, заключенный в сложное нагромождение катушек и конденсаторов. За одиннадцать лет непрерывной работы установки в накопителе осело около сорока кубиков уникальной жидкости. Пятая часть стакана, три глотка за одиннадцать лет! Современная наука пока ничего не знала о свойствах воды с изотопом водорода «4». Существовали гипотезы, строились догадки, порой граничащие с фантастикой. Но реальных фактов, равно как и самой изотопной воды, в руках исследователей еще не было. Козицкий руководил лабораторией, которая исследовала свойства воды вообще. Установка для получения изотопной воды была незаконнорожденным детищем Козицкого, она не входила в утвержденные ученым советом Гидрологического НИИ планы работы, и Глебу Санкину было известно, что доцент Козицкий немало убухал на нее из своей собственной зарплаты. Случалось, около установки появлялись биологи из НИИ, что стоял напротив через площадь, — молодые, бородатые и громогласные парни. Тогда возникали ожесточенные споры вокруг проблем использования изотопной воды. Козицкий переставал походить на себя. Щеки его треугольного лица с глубокими складками и остреньким подбородком покрывались румянцем, глаза готовы были выскочить из орбит. Он размахивал руками, как ветряная мельница, его скрипучий голос подымался до визга. Глеб убедился — в изотопной воде весь смысл жизни Козицкого. И теперь, будучи в роли обычного ночного сторожа при изотопной установке, Глеб считал, что ему повезло. Рядом было то главное, ради чего жил Козицкий, — вещество, способное совершить переворот в науке. Ну, может быть, и не переворот, но во всяком случае нечто такое, от чего все ахнут. Теперь же все надежды Козицкого обращались в прах. И это происходило на глазах Глеба Санкина, на которого доцент конечно же будет смотреть, как на главного виновника катастрофы. Молекула воды с изотопом вододода «4» оказалась короткоживущей. Вне защитного поля она в течение тысячных долей секунды превращалась в молекулу обычной водопроводной воды. Краем уха Глеб не раз улавливал слова Козицкого о том, что он работает над проблемой сохранения изотопной воды вне установки. И не раз Козицкий растолковывал нетерпеливым биологам, что стоит выключить установку, и через пятнадцать-двадцать минут от уникальных свойств изотопной воды ничего не останется.
