«Встречу скотину еще раз, заставлю сожрать эту отраву», – решил Ируд.
Настроение у него и без того было дрянным, а теперь испортилось окончательно. «Коллеги и товарищи по работе» (до чего же издевательски звучат порой обращения начальства) стали ему казаться уже не механизмами, а примитивными животными. Или даже частями одной огромной, отвратительной твари. Каракатицы какой-нибудь. Колонны рабочих были ее щупальцами, раковиной являлось спиралевидное, отливающее бронзой здание фабрики, а «чернилами» – жирный дым фабричных труб. Роль присосок на щупальцах исполняли мерзостные рожи «коллег и товарищей». До того серые, плоские и однообразные, что можно сказать – лиц совсем не было. Будто их срезали, а взамен швырнули на обнажившуюся кость по пригоршне порриджа.
Неожиданно, словно перекликаясь с этой мыслью, поблизости послышался разговор. Говорили двое, пожилой сухонький мужичок в кепи с лопнувшим козырьком и толстяк с глазами навыкате. Переговаривались шепотом, но так страстно, будто речь шла о жизни и смерти.
– Да ты хоть знаешь, кто владеет фабрикой на самом деле? – ярился сухонький.
– Известно кто, совет директоров, – рассудительно отвечал пучеглазый.
– Дурак ты! Камбала! Ты слушай, о чем говорю! Не руководит, а владеет. Разницу улавливаешь? Директора – они только для виду. А владелец… – Пожилой сделал драматичную паузу, которая должна была добавить сказанному весомости, но явно недотянул ее и выпалил: – Человек без лица!
– Что, совсем безо всего? Ни носа, ни глаз? Как бабья коленка? – хохотнул пучеглазый. Верить глупостям приятеля он, судя по всему, не собирался. Тот сперва обиделся, но потом не утерпел, кинулся разъяснять:
– Да нет, не как коленка. Скорей как раскрытый моллюск. Или будто мясо вареное. Или – хи-хи – как женский орган. А так-то вообще, да: ни глаз, ни носа.
– Откуда знаешь?
– Динетти сказал. Он в управе воздух спускал из системы отопления, вот и видел. Привели, значит, этого безликого со всем почтением. Сам господин Блазковитц стелился перед ним как шлюха перед богатым клиентом. А тот высокий такой, весь в черном. Воротник у плаща поднят, шарф намотан, шляпа на глаза надвинута. Динетти ничего бы и не разглядел, но тут какой-то посыльный с бумагами… Будто мурена из норы выскочил да на черного-то налетел. Ну, шляпа и свалилась… Посыльного сразу за шиворот цап-царап, и ага. Уволокли. А Динетти от удивления чуть не окривел.
– Это какой Динетти? – спросил пучеглазый. – Водопроводчик? Которого вчера паром обварило, что ли?
– Как обварило? – ахнул сухонький.
– А вот так. История темная, свидетелей нету. Вроде в машинном вентиль сорвало, ему в харю-то и фукнуло. Вся шкура долой. Сам стал как раскрытый моллюск или женский орган. Не сегодня-завтра сдохнет.
– Господи ты боже мой! Неужели из-за того, что безликого видел? – пробормотал рассказчик и начал суетливо оглядываться.
Ируд сбавил шаг, опустил лицо, чтоб пучеглазый и сухощавый не заметили его любопытства, начал задумчиво покусывать ус. Усы у него были знатные. Ухоженные, длинные. Они свисали в виде остроконечной подковы до самого подбородка, что вкупе с круглыми щеками, вечно прищуренными глазами и прямыми черными волосами делало его отдаленно похожим на бирманца. Джоу знал, что за спиной его так иногда и кличут, но прямо в лицо называть не рискуют. Связываться с Ирудом считалось сущим безрассудством. Говорили, что он никогда не раздумывает, ударить ли человека, который чем-то ему не угодил. Бьет. Бьет беспощадно, наповал: силой и резкостью природа не обидела. А при случае может пырнуть ножом или переломать голени обрезком водопроводной трубы.
Желающих проверить правдивость слухов не находилось. И означало это, что дело распространения историй о жестокости Бирманца Джоу поставлено правильно.
Ируд выплюнул ус, нагнал сухощавого с пучеглазым и больше не отставал от них. До самых фабричных ворот.
* * *
Створка была открыта лишь одна, да и в ту следовало входить только по сигналу старшего привратника. Под цепкими взорами еще троих, рангом пониже, но статью мощнее. Правило такое появилось совсем недавно, всего недели две назад. Прежде на смену и со смены валили все враз, скопом, с давкой, руганью. Полусонные старики-вахтеры, обладатели роскошных бакенбард и пустых кобур (обычно флотские отставники; на фабрике их называли «свистками»), относились к бардаку в воротах абсолютно безразлично. Было вообще непонятно, за каким дьяволом они тут находятся, для украшения, что ли?
Сейчас же вместо бездельников-«свистков» появились настоящие церберы. Рожи висельников, кулаки с арбуз, армейские револьверы. У старшего – овчарка горной породы. Перемене охраны было уже около двух недель, и Джоу понимал: означает это, что на фабрике скоро закончат строить то, что строят. Да и все-то на фабрике это понимали. Не понимали, не знали лишь одного. Что именно изготовляют?
Болтали, конечно, много. В разных цехах наибольшей популярностью пользовались различные версии. На прессовом участке, где трудился Джоу, почти никто не сомневался, что строят железный аэростат. Дескать, подземные мозгляки отрыли канал, по которому из недр идет летучий газ. Он в тысячу раз легче воздуха, посему для воздушных шаров – самое то. Проблема лишь одна. Если сделать аэростат из ткани, пусть даже из самой прочной парусины, газ порвет оболочку к китовой матери. Сразу. А если и не разорвет, аэростат в мгновение ока улетит на Луну. Железный же корпус – поверх эластичного пузыря – в самый раз. В доказательство приводился факт, что в «вулканизационном» льют толстенные резиновые пластины. Как будто для бурдюка размером с гору. Да и производство безумного количества бронированных шлангов худо-бедно объяснялось.
Ируд лишь похохатывал, слушая фантазеров. В школе, где он учился, пока не погибли родители, преподавали, что самый легкий газ в природе – водород. Другие попросту не могут существовать. Да и шланги для аэростата абсолютно не требуются. Во всяком случае, нужны они не больше, чем страшненькие стальные крючья, которые штампуют сотнями в кузнечном цехе. А, допустим, присоски размером с хорошую миску, что изготавливаются на конвейере? Каждая напоминает цветок и состоит из сотни узких бронзовых сегментов, между которыми белая мягкая резина, – зачем они-то могут понадобиться аэростату? К облакам прилепляться? Смех, да и только.
Не менее популярным являлось предположение, что строится бронепоезд. Чудовищный вездеходный локомотив, который будет разъезжать без рельсов, на огромных надувных колесах и обжигать врагов нагретым паром и кипятком из особых пушек. Резиновые пластины, изготавливаемые в «вулканизационном», – для колес.
