— Не этим ли объясняется красное смещение? — несмело спросил Леверрье.
— Вы правы, Луи. В начале двадцатого века астроном Слайфер обнаружил смещение в радужной полоске, образованной пропущенным через призму светом звезд. Преобладали оттенки красного цвета. И тогда вспомнили эффект Доплера. А не оттого ли смещен спектр звездного света, что звезды удаляются от нас и друг от друга?
— Вот именно, — кивнул Леверрье. — Философы всполошились: десять миллиардов лет назад Вселенная представляла собой крошечный сгусток сверхплотного вещества. Затем произошел вселенский взрыв, разметавший эту праматерию. Последствия взрыва мы и наблюдаем…
— Не сомневаюсь, Луи, что вы знакомы с проблемами мироздания!
— Как и любой умудренный знаниями человек!
— И что вы ответите философам? Выходит, Вселенная вовсе не бесконечна в пространстве и во времени! Раз есть начало, то обязательно будет и конец… Но что было до возникновения Вселенной? Какая божественная сила произвела изначальный акт ее творения? Наконец, скоро ли наступит конец света?
— Остановитесь, Милютин! — воскликнул Леверрье с досадой. — Пусть философы сами разбираются в космологических парадоксах…
— А ваша умудренность знаниями? Нет уж, Луи, при всем уважении к философам…
— Вы хотите сказать…
— Лишь то, что Вселенная не рождалась и никогда не погибнет. Единственное бессмертное существо во Вселенной — сама Вселенная!
— Существо? — удивился Леверрье.
— Об этом потом. А пока… Отчего траектория четвертого измерения — окружность? Вы даже не поинтересовались… Окружность замкнута. У нее нет ни начала, ни конца. Это дорога без старта и финиша…
— А почему ее радиус увеличивается?
— Модуль мнимого радиуса, — поправил Милютин. — Чтобы не прибегать к громоздким расчетам, воспользуюсь аналогией с центробежной силой. Встаньте на быстро вращающийся круг, и вас тотчас выбросит наружу. Так и галактики разбегаются, вращаясь в круге времени…
Глаза Леверрье хитро блеснули:
— Но ведь неизбежен расход энергии…
— Ай-яй-яй! — пожурил Милютин. — Вспомните электротехнику, Луи. Положим, ток течет по нити лампочки накаливания. Нить оказывает ему активное сопротивление, которое математически выражается действительным числом. Что происходит с нитью?
— Она нагревается, — сказал Леверрье бел энтузиазма. — До белого каления… Еще немного, и я…
— То есть на нити рассеивается электрическая энергия, превращаясь в тепло. А теперь пропустим ток через конденсатор. Сопротивление конденсатора реактивно и выражается мнимым числом. На реактивном сопротивлении энергия не расходуется, она лишь запасается в нем. Стало быть…
— Движение по траектории четвертого измерения, во времени, не требует затрат энергии!
Милютин взглянул на переполненную пепельницу:
— Ну и накурил я, вы уж простите… Подведем итог. Пусть десять миллиардов лет назад Вселенная была спрессована в сверхплотный сгусток. Что это значит? Только то, что модуль мнимого радиуса был бесконечно мал!
— Или даже равен нулю?
— Браво, Луи! Вы нашли недостающее звено. Если радиус и впрямь равнялся нулю, то запасаемая в результате движения по кругу времени энергия должна была постепенно достичь гигантской величины и, рассеявшись, ведь нуль — число действительное, вызвать взрыв вселенского сгустка…
— Но когда активное сопротивление равно нулю, — с сомнением сказал Леверрье, — рассеиваемая на нем энергия тоже…
— Нуль, умноженный на бесконечность, дает неопределенность. А неопределенная величина может быть колоссальной!
— Но почему нужно умножать на бесконечность?
— Да потому, что Вселенная бесконечна в каждом из четырех измерений! Взрыв сгустка не опровергает, а, наоборот, доказывает бесконечность Вселенной! Десять миллиардов лет назад Вселенная вовсе не родилась из ничего, а перешла в новую, кто знает, какую по счету, стадию развития!
— Кажется, я согласен… — произнес Леверрье, помолчав. — Не соображу одного. «Вселенная — бессмертное существо» — как это понимать?
— Понимайте как сказку, как необузданный полет фантазии, — улыбнулся Милютин. — Итак, произошел взрыв вселенского сгустка. Образовалась плазма, затем атомы, химические соединения. Вселенная усложнялась, усложнение же рано или поздно приводит к разуму. А в запасе — вечность… Прошли миллиарды лет, и Вселенная превратилась в единый безграничный мозг. Бесчисленны его нервные клетки — звезды, и соответственно беспределен интеллект, абсолютно знание. Но он изнемогает от одиночества, этот единственный носитель разума, потому что вне его ничего нет и быть не может. И тогда он устремляет взор вглубь себя и, в озарении, решает создать человека.
— Грандиозно! — выдохнул Леверрье. — Но, к счастью, вашу гипотезу невозможно проверить!
— Да, — согласился Милютин, — в познании есть и неизвлекаемые корни…
— Природа милостива к человечеству, но безжалостна к человеку, произнес Леверрье задумчиво.
— Превосходная мысль, Луи, — похвалил Милютин. — И, главное, очень свежая!
Они сидели в маленьком кафе на смотровой площадке Эйфелевой башни и любовались Парижем, заповедным городом Европы.
— Мы не виделись почти четверть века, а желчи у вас…
— Не убавилось? Увы, мои недостатки с годами лишь усугубляются.
— И все же я люблю вас, Милютин! — признался Леверрье. — А ваша язвительность… Иногда мне ее не хватало. Было плохо без вас, как было бы плохо без Парижа. И вот мы снова вместе, но время вас не пощадило.
Милютин рассмеялся.
— Вы делаете мне честь, Луи, сравнивая мою язвительность с красотой милого вашему сердцу Парижа.
Леверрье пожал плечами.
— Вот видите, — сказал Милютин, закуривая. — Города стареют, как и люди… Только не так быстро. Впрочем, я ведь куда старше, чем вы думаете. Помните слова Эдгара Дега: "Талант творит все, что захочет, а гений только то, что может"? Так вот, моя мать, уже получив Нобелевскую премию за вакцину от рака, сказала мне: "Если бы я могла начать жизнь сначала, я никогда не стала бы врачом. Слишком во многом чувствую себя бессильной".
Несколько минут оба молчали.
— Мало кому посчастливится предугадать свое истинное призвание, и уж совсем реже случается разглядеть в себе талант — он виден лишь со стороны. К вам, Милютин, это не относится. Вы, как и ваша мать, гений.
— Ах, бросьте, Луи, — саркастически усмехнулся Милютин. — Слово «интеллект» в переводе с латинского означает «ум». Но почему-то мы предпочитаем называть человека интеллектуалом, а не умником. Да и «умник» приобрел в наших устах иронический оттенок. Мы вроде бы стесняемся ума, но гордимся интеллектом.
