Правда была слишком двусмысленна, чтобы встретить сочувствие. Да и как расскажешь, если надо скрывать все, что имеет отношение к Форкосигану. Ей страстно хотелось попасть домой, побыть со своими рассудительными матерью и братом, и чтобы в голове появилась хоть одна мысль, которая перетекла бы в другую, не потянув за собой целой цепи тайных ужасов.
Вскоре лагерь снова вернулся к обычной жизни — или к тому, что заменяло здесь обычную жизнь. Шли недели томительного ожидания; каждый строил и оттачивал планы возвращения домой. Постепенно у Корделии установились почти нормальные отношения с соседками по убежищу, хотя они все еще порывались навязать ей особые привилегии. От Форкосигана не было никаких известий.
Однажды днем она лежала на койке, притворяясь спящей, когда ее разбудила лейтенант Альфреди.
— Здесь барраярский офицер — якобы хочет с вами поговорить. — Альфреди семенила за ней к выходу, на лице ее читались подозрительность и враждебность. — По-моему, вам нельзя идти одной. На вас у них точно есть зуб.
— Все в порядке, Марша.
У входа стоял Форкосиган в зеленой форме генерального штаба. Как всегда, его сопровождал Иллиан. Форкосиган казался напряженным, почтительным, усталым и замкнутым.
— Капитан Нейсмит, — официально обратился он к ней, — могу я с вами поговорить?
— Да… но не здесь. — Корделия слишком остро ощущала на себе взгляды остальных пленных. — Можем мы пойти погулять или что-то в этом духе?
Он кивнул, и они двинулись вперед в дружеском молчании. Он заложил руки за спину. Она засунула свои в карманы оранжевой куртки. Иллиан тащился сзади, как преданный пес. Они вышли за ограду и направились к лесу.
— Я рада, что вы пришли, — сказала Корделия. — Я собираюсь кое о чем вас спросить.
— Да. Мне хотелось увидеться с вами раньше, но было много работы.
Она кивком указала на его желтые нашивки:
— Поздравляю с повышением.
— A-а, это. — Он небрежно прикоснулся к одной из них. — Ерунда. Простая формальность, чтобы легче было заниматься моим теперешним делом.
— Которое заключается?..
— В расформировании эскадры, в охране пространства вокруг этой планеты, в улаживании политических разногласий между Барраяром и Эскобаром. Генеральная уборка после окончания бала. Ну, и надзор за обменом военнопленных.
Они шли по лесной тропе, бежавшей через лес вверх по склону кратера.
— Я хотел извиниться за то, что допросил вас под действием медикаментов. Мною двигала необходимость.
— Вам не за что извиняться. — Она обернулась на Иллиана. «Я должна узнать…» — Абсолютно не за что. Со временем я это поняла.
Он молчал.
— Ясно, — наконец отозвался он. — Вы очень проницательны.
— Наоборот. Я вконец запуталась.
Он повернулся к Иллиану.
— Лейтенант, у меня к вам просьба. Мне надо провести несколько минут наедине с этой леди, чтобы обсудить один очень личный вопрос.
— Я не имею права, сэр. Вы же знаете.
— Когда-то я просил ее стать моей женой. Она так и не ответила мне. Если я дам вам слово, что мы не будем обсуждать ничего, кроме этого, можем мы провести наедине несколько минут?
— О-о… — Иллиан нахмурился. — Ваше слово, сэр?
— Да. Слово Форкосигана.
— Ну… наверное…
Иллиан с мрачным видом уселся ждать на поваленном дереве, а они пошли по тропе дальше.
Они нашли знакомый выступ на краю кратера — то самое место, где Форкосиган планировал, как захватить свой корабль. Сев на землю, они с минуту наблюдали за беззвучной — из-за отдаленности — жизнью лагеря.
— Раньше вы бы этого не сделали, — заметила Корделия. — Не нарушили бы данного слова.
— Времена изменились.
— И не стали бы меня обманывать.
— Это так.
— И не расстреляли бы человека без суда — за преступления, в которых он не участвовал.
— Не без суда. Приговор был вынесен военным трибуналом. И благодаря этому здесь все быстро наладилось. Кроме того, его казнь удовлетворит межправительственную комиссию. С завтрашнего утра еще и она на мне повиснет: расследование дурного обращения с пленными.
— Мне кажется, жизни отдельных людей начинают терять для вас значение.
— Да. Их было так много. Наверное, настало время уходить.
И лицо его, и слова были совершенно невыразительными.
— Как императору удалось склонить вас на это… на такое невероятное убийство? Вас! Это была ваша идея? Или его?
Он не стал ни уклоняться, ни отрицать.
— Его и Негри. Я всего лишь исполнитель.
Его пальцы мягко выдергивали травинки одну за одной.
— Он не сразу раскрыл свой план. Сперва он поручил мне возглавить вторжение на Эскобар. Начал с пряника: предложил стать вице-королем этой планеты, когда она будет колонизирована. Я отказался. Тогда он попробовал кнут: посулил, что отдаст меня Гришнову, пусть меня осудят за предательство империи, и чтобы я не рассчитывал на помилование. Я послал его к черту — конечно, в вежливой форме. Это был неприятный момент. Потом он извинился. Назвал меня «лорд Форкосиган». Когда он желал меня обидеть, то именовал просто капитаном. А потом вызвал Негри с секретным досье, у которого даже названия нет, и игры закончились.
Доводы. Логика. Аргументы. Свидетельства. Неделю напролет мы сидели в комнате, обтянутой зеленым шелком, в резиденции императора в Форбарр-Султане, а Иллиан скучал внизу, в картинной галерее. Между прочим, вы не ошиблись — парень и не подозревает об истинной цели этого вторжения.
Вы мельком видели принца. Могу добавить, что вы видели его в хорошую минуту. Может быть, когда-то Форратьер и был его учителем, но принц уже давно его превзошел. Но, по-моему, император простил бы ему любые грехи, будь у него при этом хоть малейшее понятие о долге правителя.
Он был неуравновешен и окружил себя людьми, в чьих интересах было сделать его еще более неуравновешенным. Достойный племянник своего дядюшки Ури. Гришнов намеревался править через него, когда он сядет на трон. Сам-то Гришнов, наверное, согласился бы ждать — но принц… Принц за последние полтора года дважды пытался устранить своего отца.
Корделия беззвучно свистнула.
— Кажется, начинаю понимать. Но почему нельзя было устранить его втихую? Надо полагать, император и этот ваш капитан Негри вдвоем могли бы это устроить.
— Такой вариант обсуждался. Каюсь, я даже предложил взять ликвидацию на себя — в качестве альтернативы этой… бойне.
Он помолчал.
— Император стар, он умирает. У него нет времени ждать, пока вопрос разрешится сам собой. Он хочет оставить дела в порядке. Проблема — в сыне принца. Ему всего четыре года. Шестнадцать лет регентства — это слишком долгий срок. Если принц умрет, то Гришнов и вся министерская партия заполнят вакуум власти — конечно, если останутся в живых.
