– Пойдемте, – снова предложил Ширин.
– Да-да.
Они вышли в холл, и Биней последовал за ними.
С ума можно сойти от этого человека, подумала Сиферра.
Она смотрела на яркий диск Довима, яростно пылающий в небе. Неужели за последние несколько минут стало еще темнее? Нет-нет, это невозможно. Довим пока еще здесь. Просто игра воображения. Небо с одним только Довимом на нем выглядело странно. Сиферра никогда раньше не видела такого глубокого пурпурного оттенка. Однако до темноты было далеко: сумрачно, да, но все же достаточно светло, и все ясно видно, несмотря на кажущуюся слабость одного маленького солнца.
Сиферра снова вспомнила о своих пропавших табличках – и выбросила их из головы.
«Шахматисты хорошо придумали, – сказала она себе. – Ты тоже сядь и расслабься. Если сумеешь».
Ширин прошел в комнату рядом, где стулья были помягче, на окнах висели плотные красные шторы, а на полу лежал бордовый ковер. В красновато-кирпичном свете, который лил в окно Довим, все вокруг казалось покрытым засохшей кровью.
Ширин был удивлен, встретив Теремона в обсерватории этим вечером – после всех издевательских статей, которые тот написал, и всех ушатов холодной воды, которые тот вылил на кампанию Атора по подготовке страны к катастрофе. В последние недели Атор просто зверел при упоминании имени Теремона – и вот, однако же, уступил и допустил журналиста наблюдать затмение.
Странно это и немного тревожно. Видимо, прочная основа, из которой соткана личность старого астронома, стала сдавать – не только гнев Атора, но и самый его характер не может устоять перед надвигающейся катастрофой.
Немало удивляло Ширина и то, что в обсерватории присутствует он сам. Он решился на это в последний момент, под влиянием внезапного импульса, что случалось с ним редко. Лилиат пришла в ужас. Ширин и сам ужаснулся. Он не забыл еще того, что испытал за те несколько минут в Таинственном Туннеле.
Но он сознавал, что должен быть в обсерватории, как раньше сознавал, что должен посетить Туннель. Пусть все считают его таким раскормленным бодрячком, академическим поденщиком – Ширин под слоем жира остается ученым. Тьма интересовала его на протяжении всей его деятельности. Как же он сможет быть дальше, если во время прихода Тьмы, которая бывает раз в две тысячи лет, предпочтет спокойненько отсидеться под землей?
Его долг – быть здесь. Присутствовать при затмении. Видеть, как Тьма овладеет миром.
– Я начинаю сомневаться, – с неожиданной откровенностью сказал ему Теремон, – прав ли я был в своем скептицизме, Ширин.
– Правильно сомневаетесь.
– Вот-вот. Стоит посмотреть на Довим – на этот нездешний красный свет, заливающий все вокруг. Знаете, я бы сейчас не пожалел десяти кредиток за хорошую порцию белого. За хороший, крепкий «особый тано». Не помешало бы и на небе увидеть Тано и Ситу – а еще лучше Онос.
– Онос взойдет утром, – сказал, входя, Биней.
– Он-то взойдет, а мы? – И Ширин усмехнулся, чтобы приглушить горечь своих слов. – Нашему другу журналисту пришла охота чего-нибудь хлебнуть, Биней.
– У Атора будет припадок. Он всем наказал сегодня быть трезвыми.
– Значит, ничего, кроме воды, тут не найдется?
– Ну-у…
– Давай, Биней. Атор сюда не зайдет.
– Пожалуй.
Биней присел и достал из шкафчика под окном бутылку с красной жидкостью, призывно булькнувшую при встряхивании.
– Так и знал, что Атор ее здесь не обнаружит. Вот! У нас только одна емкость для питья – отдаем ее тебе, как гостю, Теремон. Мы с Ширином можем пить из бутылки. – И он с бесконечной осторожностью наполнил крошечную чашечку.
– Когда мы с тобой познакомились, Биней, ты в рот не брал спиртного, – засмеялся Теремон.
– То тогда, а то теперь. Времена настали тяжелые, и я учусь. Хорошая выпивка здорово помогает расслабиться.
– Я тоже слыхал, – согласился Теремон и отпил глоток. Это было красное вино, терпкое и кислое – должно быть, дешевое молодое вино из какой-то южной провинции. Такое мог купить только закоренелый трезвенник вроде Бинея, не понимающий, что к чему. Ну, да все лучше, чем ничего.
Биней отхлебнул из бутылки и передал ее Ширину. Психолог запрокинул ее и долго не отрывал ото рта. Потом с удовлетворенным ворчанием опустил и сказал Бинею:
– Атор сегодня какой-то странный. Даже с учетом чрезвычайных обстоятельств. Что с ним?
– Должно быть, беспокоится за Фаро с Йимотом.
– За кого?
– Это наши молодые аспиранты. Должны были явиться несколько часов назад, а их до сих пор нет. И Атору, конечно, ужасно не хватает людей, поскольку все по-настоящему ценные сидят в Убежище.
– Думаешь, они дезертировали? – спросил Теремон.
– Кто, Йимот и Фаро? Нет, конечно. Они не из таких. Они бы все отдали, лишь бы быть здесь и делать замеры, когда начнется затмение. Но вдруг в Саро начались волнения, и ребята попали в переделку? Ладно, думаю, рано или поздно они явятся. Только если их не будет до критической фазы, мы рискуем не управиться с работой. Поэтому, наверно, Атор и волнуется.
– Не уверен, – сказал Ширин. – Он, естественно, думает об отсутствующих, но дело не только в этом. Он так вдруг постарел. У него такой измученный, даже побежденный вид. В последний раз, когда я его видел, это был борец – он только и говорил, что о возрождении общества после затмения. Истинный Атор, железный человек. А теперь я вижу какую-то грустную, усталую, жалкую старую развалину, покорно ожидающую конца. То, что он даже не потрудился вышвырнуть Теремона…
– Он пытался, – сказал Теремон. – Биней и Сиферра его отговорили.
– Вот-вот. Ты когда-нибудь видел, Биней, чтобы Атора от чего-то отговорили? Передай-ка мне вино.
– Может, это я виноват, – заметил Теремон. – И вся моя писанина против его плана создать убежища по всей стране. Если он действительно верит, что через пару часов опустится Тьма и все человечество лишится разума…
– Верит, – подтвердил Биней. – Как и все мы.
– Тогда отказ правительства воспринять его предупреждение всерьез должен был стать для Атора сокрушительным поражением. И я тоже в ответе за это. Если окажется, что вы были правы, никогда себе не прощу.
– Не обольщайтесь, Теремон, – сказал Ширин. – Пиши вы хоть по пять колонок в день, призывая всех готовиться к великому дню, правительство все равно ничего не стало бы делать. А пожалуй, отнеслось бы к Атору еще менее серьезно, если это возможно, выступи только на его стороне популярный журналист, поборник правды.
– Спасибо. Ценю ваше отношение. Там вино еще осталось? Вот и с Сиферрой у меня сложности. Она меня так презирает, что даже говорить со мной не хочет.
