– Но Прес не полицейский, – сказал Тони.
– Правильно, и Блэкман очень постарается сыграть на этом. Но это неважно, – сказал Шапиро, – потому что в деле «Соединенные Штаты против Раиса» судья сказал, что закон требует, чтобы частные граждане предотвращали преступления, которые могут совершиться в их присутствии. Закон требует. – Он усмехнулся. – А затем судья сказал, что если какой-либо человек выполняет общественный долг, требуемый законом, он находится под защитой закона. И есть еще одно дело, в котором говорится, что не оправдано использовать смертельные средства для предотвращения любого преступления, но их можно использовать для предотвращения жестоких преступлений, таких как поджог первой степени, то есть поджог населенного здания. А мы показали, что у Сандерса были все основания поверить, что они пытались осуществить поджог.
– Ну, я так думаю, – сказала Черчворд.
– Тогда почему мы не сможем выиграть? – спросил Боннер.
– Ну, есть еще другие дела, – сказал Шапиро. – В основном те, в которых говорится, что сотрудник правоохранительных органов делает выбор, когда убивает подозреваемого. Все в порядке, если подозреваемый совершал преступление или сопротивлялся аресту – кстати, я собираюсь показать, что эти противогазы были способом сопротивления аресту – как бы то ни было, все в порядке, если подозреваемый убегает с места совершения жестокого преступления, но плохо, если это просто уголовно наказуемое преступление. А Блэкман будет доказывать, что ребята не совершали уголовного преступления, а только совершили уголовно наказуемое нарушение границ владений.
– Но это выглядело как поджог, – сказала Черчворд. – Они изо всех сил постарались, чтобы это так выглядело.
– И это не всегда было простым нарушением границ владений, – сказал Рэнд. – Были и настоящие бомбы. И вероятно будут еще.
– Ты сейчас стараешься применить здравый смысл к закону, – сказал Арт Боннер – и я не думаю, что это принесет пользу. Хорошо. Мы проиграли. Что дальше?
– Апелляция. Или позволить передать дело суду и защищать его перед присяжными. Мы можем выиграть в суде присяжных. А если нет, мы снова сможем подать апелляцию.
– А тем временем Прес будет в тюрьме.
– Ну, пока не закончится судебное разбирательство, – сказал Шапиро. – Могу поспорить, что самое худшее, что мы можем получить, будет непредумышленное убийство. После этого мы сможем добиться отпуска Преса под залог.
– Но ты говоришь о неделях. Может быть, о месяцах, – сказал Боннер.
– Конечно…
– Это не правосудие. Сандерс не сделал ничего неправильного, но он все-таки в тюрьме. – Боннер плотно сжал губы. – Черт побери, мне это не нравится. Совершенно не нравится.
«Джонни делает все, что может. Не расхолаживай его».
Голос принадлежал МИЛЛИ, но тонкие нюансы указывали, что это сказала Барбара. Медицинские и компьютерные специалисты, которые поместили имплантат в голову Боннера, объяснили, как он работает, объяснили, что МИЛЛИ запрограммирована на передачу невербальных импульсов, которые носители имплантата выучиваются понимать как тональность и эмоциональную окраску, но это не сделало их менее чудесными.
«Ты права, как всегда», – подумал Арт. Затем он сказал вслух:
– Продолжай работать, Джонни. – Он положил свою руку на плечо Шапиро. – Мы все будем работать над этим. Еще одно. Оно только что поступило. Один репортер, парень по имени Лунан, предлагает обменять свою информацию на наше содействие съемкам его документального фильма. Я считаю, мы должны это обсудить.
– Это не повредит, – сказала Черчворд. – Мы можем воспользоваться сочувственным освещением в новостях. Давайте поговорим с ним.
Над Сан-Педро висела дымка. Ее нельзя было назвать туманом. Сквозь нее было видно бухточку с яхтами и гавань Лос-Анджелеса, но солнце сквозь нее не проникало. «Рано утром низкие облака и туман», – говорилось в прогнозе погоды. Лучше было бы сказать «хмуро до полудня».
Элис Стралер шла вдоль рыболовного причала к весело раскрашенным магазинам в Порто Холл. Там были рестораны, кафе-мороженые, выставки художников, антикварные магазины и магазины по продаже сладостей, все покрашенные так, что больше походило на Кейп Код, чем на испанский Пуэбло де Лос-Анджелес. Вокруг было мало туристов – они придут, когда рассеется туман.
Она медленно шла через этот торговый район, часто останавливаясь и оглядываясь туда, откуда пришла, проходила насквозь магазины, входя в одни двери и выходя через другие, пока не убедилась, что ее передвижения никого не интересуют. Наконец она прошла через автомобильную стоянку и под виадуком шоссе.
Здесь начинался другой мир, – мир старых домов и побитых старых грузовиков, мастерских по ремонту судовых двигателей, складов и дешевых кафе. Дорога вела вдоль берега к серому зданию на пирсе. Когда-то его покрасили, но с годами под действием соленого ветра краска выцвела до такой степени, что теперь никто не мог догадаться, какого он был цвета. Рядом со зданием стояли большие, наполненные соленой водой баки с крабами и тихоокеанскими омарами. Больше на пирсе не было ничего. Внутри здания за стойкой стоял толстый мужчина в фартуке с пятнами. Сначала Элис решила, что он один. Затем она увидела одинокого посетителя, худого мужчину с бородой, сидевшего в угловой кабине и крошившего крекеры в миску с супом. Посетитель мигнул ей, и она направилась к его столу.
Он широко улыбнулся.
– Рад видеть тебя снова. – Он указал рукой, чтобы она села напротив него за изрезанный и исписанный стол. – Кофе? И суп из моллюсков здесь лучший в городе.
– Хорошо.
Он поднялся и прошел к стойке, чтобы сделать заказ для нее. Она сидела в тишине, кусая губы, и хотела, чтобы это кончилось поскорей. Казалось, прошли годы, когда он вернулся назад с ее едой и кофе. Кофейная кружка была старая, с оббитыми краями, как и мелкая миска с супом, однако от супа исходил восхитительный запах. Она машинально съела ложку, потом еще одну.
– Понравилось, да? – спросил он с улыбкой. Затем его лицо стало серьезным.
– У нас мало времени. Что случилось?
– То, о чем я сказала Филу, – ответила она. – Рон, я не могу это больше продолжать. Я выхожу.
Он пожал плечами.
– Хорошо. Значит, ты выходишь.
Она посмотрела на него, не говоря ничего, но он не смотрел ей в глаза.
– Черт, ты мог бы сказать что-нибудь…
– Конечно. Что ты хочешь, чтобы я сказал? – спросил он. – Что эта работа важная и она нам нужна? Черт побери, ты это уже знаешь. Если бы я мог сказать тебе что-нибудь, что бы удерживало тебя с нами, я бы это сказал, но ты сказала Филу, что приняла решение.
