Он стоял, опираясь на палку — ноги плохо еще слушались. Он так и не разрешил себя побрить и остричь в восстановительном центре. И сейчас его тронутые сединой русые волосы спадали ниже плечей, борода ложилась на грудь. Они не были такими всклокоченными и растрепанными как в самом начале, когда он пришел в себя и посмотрелся в зеркало, и все же он не касался их ножницами, будто боясь, что вместе с ними отстрижет-отрежет нечто важное, нужное. Память перестала его мучить. Нет, он не забыл ничего. Но теперь он не вскакивал по ночам, не бредил, теперь его не жег огонь. Он просто помнил все. И все хранил в себе.
Три месяца пролежать на восстановлении! Ивану казалось несколько лет прошло. Но он быстро шел на поправку. Врачи говорили, что он полностью восстановит утраченное, а нет, так и у него есть свое средство, испытанное, спрятанное от любопытных глаз. Только Иван не хотел, не мог им пользоваться тут, на Земле. Да и вообще, зачем оно ему, зачем ему все? Теперь он будет жить спокойно и тихо, как живут все.
Иван сделал шаг вперед. Но тут же остановился, заморгал, из глаз потекли слезы. Да, это наверное ему показалось, он слишком долго смотрел на сверкающие Купола, несомненно — показалось, это мираж. Слезы набегали на глаза, ион не мог с ними справиться. Сквозь них, как-то расплывчато и зыбко, совсем неясно, он увидал появившуюся вдруг на верхних ступенях фигуру, сокрытую длинными расшитыми облачениями. И он узнал появившегося, сразу узнал несмотря на расстояние. Он даже увидал маленький крестик на головном уборе. Это был он! И голос прозвучал так, будто говоривший был совсем рядом, прозвучал тихо и мягко, по-домашнему:
— Ты вернулся?
— Да, — еле слышно ответил Иван. Он знал, его услышат, и потому не напрягал голосовых связок, не старался докричаться.
— Я рад твоему возвращению. Мы все рады. Что ты принес нам?
Иван склонил голову. Ему не хотелось тут говорить об этом, пусть в другом месте разбираются, те, кому положено разбираться в таких вещах, кому надо думать о всех людях Земли.
— Отвечай..
— Я принес плохую весть, — проговорил Иван.
— Они собираются сюда?
Иван кивнул, смахнул рукою слезинки. Но те снова набежали.
— Да!
— И что ты думаешь делать?
Иван поднялся еще на ступеньку. Ноги задрожали предательски. И он сказал, но уже громче, увереннее:
— Я хочу на покой, я устал ото всего!
— И ты знаешь, кто заступит на твое место? — вопросил его стоящий наверху.
— Нет!
— Чему же будет подобно твое бегство? Вспомни, что ты говорил тогда, там, — рука вопрошающего поднялась, указала на Храм. — Не ты ли считал себя поборником справедливости и мечом в руках Добра?! Не ты ли рвался в бой за Добро?! Что же изменилось, что произошло внутри тебя?
Иван собрался было поведать о своих злоключениях, хотя бы в двух словах, очень коротко. Но поднятая рука остановила его.
— Животворящий Крест Господень хранил тебя в муках и испытаниях. Ты падал в адскую бездну. Но ты и поднимался вверх. Твой дух побывал везде, узнал все — из того, что мог узнать. Но он не ослаб. Это тело твое устало.
— Да, я не могу совладать с этой усталостью. И я не хочу с ней совладать, я хочу покоя.
— В этой жизни покоя не обретешь! И искать-то его — великий грех. Не для того человеку жизнь даруется. И тебя еще ждет многое впереди. Но ты должен знать, что все бывшее с тобою, все что ты вынес и превозмог — лишь прозрачная, легчайшая тень того, что ожидает тебя впереди. Выбор за тобой! Только ты сам должен решить, с кем будешь в этой схватке Вселенских Сил! Еще не поздно отступиться, сойти с усеянного шипами пути. Никто не осудит тебя за это, никто не укорит. Один ты лишь сам сможешь себя судить. И суд совести твоей будет справедлив, жесток и страшен. И только ты, ты один… Взвесь все перед последним словом, ибо грядущее дышит тебе в лицо Неземным Смертным Дыханием! Знай, оно может испепелить Землю, помни об этом. Нет, не произноси вслух своего последнего слова, пусть оно останется в тебе. Молчи! И все помни!
Иван наконец проморгался, согнал с воспаленных глаз слезинки. На верхних ступенях, ведущих к Храму, никого не было. Чистое по-осеннему небо казалось бездонным. И сияли в нем неземным сиянием Золотые Купола.
Анекдотический вестерн из жизни космических пиратов Пролог
Межзвездный, суперфотонный фрегат «Буцефал» направлялся в район левой клешни Крабовидной Туманности. Где-то на полпути, между Трансплутоном и Гиперпонтоном радиостанция корабля внезапно приняла сигнал бедствия. Душераздирающий крик о помощи исходил из ближайшего пояса астероидов.
Прославленный космический ас Гектор Филимонов бестрепетной рукой изменил курс корабля. Хорошо смазанный реактор работал без малейших перебоев, и старый, добрый «Буцефал» пронизывал тьму безвоздушного пространства всей мощью своих трех миллиардов гарантированных лошадиных сил…
1
Неподвижное судно, испускающее сигналы крушения, оказалось довольно древней, ржавой космояхтой. Над поясом астероидов стоял мертвый солнечный штиль и паруса квантоуловителей на мачтах яхты бессильно обвисли.
Гектор бесстрашно покинул корабль и принялся обследовать корпус незнакомца. На носу яхты виднелись большие корявые буквы «Nolyme tanger». В латыни Филимонов разбирался слабовато, но сразу смекнул, что в этих словах кроется какая-то зловещая суть. Тем более, что на радиомачте космояхты ехидно скалился «Веселый Роджер».
Никаких повреждений на корпусе потерпевшего крушение судна Гектор не обнаружил. В поисках стыковочного модуля с гравиконтактором, космонавт неожиданно наткнулся на проржавевшую овальную дверь. Мучимый недобрыми предчувствиями, Гектор потянул ручку на себя и осторожно вплыл внутрь.
2
Едва дверь в дезинфекционную камеру захлопнулась за Филимоновым, как в его широкую грудь уперлись длинные стволы двух пистолетов.
Грузный джентльмен с сияющей лысиной и баклажанообразным носом характерного сизого оттенка с достоинством пробасил по-английски:
— Руки вверх!
Однако второй тип испортил весь эффект. Он тряхнул своими огромными, нежно-розовыми ушами и срывающимся фальцетом завопил:
— Сдавайся! Сдавайся, а то хуже будет!
От этого истошного вопля толстяк вздрогнул и схватился за сердце. В этот момент Гектор увидел горлышко бутылки, торчавшее из кармана скафандра толстяка. Натренированное тело среагировало раньше, чем Филимонов принял окончательное решение. Бутылка оказалась в левой руке и он с размаху хватил ею по веселым бликам на лысине толстяка. А правая, тем временем, ухватила уши второго бандюги и стала аккуратно прикладывать его лбом о табличку «Ноу смокинг!»
