Ллойд Биггл-младший - Негромкий голос труб

– Леблан, вы хоть что-нибудь понимаете?

– Ровно ничего, сэр, - ухмыльнулся Леблан.

– Неудивительно. Может быть, вам лучше начать с начала, администратор?

– Я и начал. Уникальный народ, питающий истинную страсть к прекрасному. Это раз. Король, который забыл о существовании совести. Это два. Следует учесть также, что король - типичный куррианец, питающий такую же страсть к прекрасному, как и его подданные.

– Обязательно учту, - сухо промолвил генерал-директор. - Продолжайте.

– Король практиковал неслыханно жестокие пытки и наказания, но распространялись они на весьма небольшую часть населения. К тому же наказания редко совершались в присутствии короля, а вопли из пыточных камер не достигали королевских покоев. В любом случае король более никогда не видел своих жертв, и так как его совесть не подвергалась испытаниям, он совершенно о ней позабыл. Что до его подданных, те не желали замечать ограниченных жестокостей, покуда король исправно удовлетворял их страсть к прекрасному. И лишь тогда, когда король попытался воспрепятствовать этой страсти, его народ взбунтовался.

– Да-да, я припоминаю нечто подобное… Крестьянка и жреческая ряса! Не скажу, что я понял это, но вполне могу принять.

– Что же было нужно? Чтобы совесть короля вступила в конфликт со страстью народа к красоте. И тогда я дал одноруким трубу… Почему бы и нет? Куррианцы чрезвычайно чувствительны к музыке, а Торовы трубачи играют очень хорошо. Король, разумеется, был в таком же восторге, как все его подданные. Он полдня просидел в обзорном окне, слушая трубачей, но не понял, кто они такие. Он видел их издалека, на них были надеты широкие плащи, и никто из приближенных не осмелился сказать королю, что это его однорукие жертвы.

Будучи хорошим королем, который дает своим подданным все необходимое, он устроил фестиваль, чтобы представить народу трубачей. И только увидев их вблизи, из своей королевской ложи, король обнаружил, что эти музыканты однорукие. Как громом пораженный, он просидел неподвижно весь вечер, позволив им играть до самого конца фестиваля… Но когда фестиваль был окончен, король и помыслить не мог о том, чтобы видеть одноруких каждый день в окружении толпы почитателей. Он совершенно не желал вспоминать о своих жестокостях, и поэтому ему ничего не оставалось, как запретить духовую музыку, а трубачей отправить обратно в деревню одноруких.

Но тем самым больная совесть короля вступила в прямой конфликт с национальной любовью к прекрасному. Духовая музыка была великолепна, люди не видели в трубачах ничего дурного, и совершенно неизбежно хороший король перестал казаться таким уж хорошим. Чем больше они вспоминали о его прошлых деяниях, тем хуже он выглядел в их глазах, а когда король призвал себе на помощь Птицу Зла, народ отождествил своего короля со злом.

Собственно говоря, это все. Народ с непреодолимой тягой к искусству, король с угрызениями совести и великий музыкант, столкнувший их друг с другом… Вы удовлетворены моим объяснением, сэр?

– Э-э-э… Почти, - задумчиво сказал генерал-директор Смайн. - Но мне хотелось бы, администратор, получить от вас краткую формулировку базисного принципа, изложенную в универсальных терминах.

Форзон понимающе улыбнулся, припомнив Руководство для полевых агентов, индекс 1048-К.

– Записывайте, сэр… СОВЕСТЬ БЕСПРИНЦИПНОГО ИНДИВИДА ПРОБУЖДАЕТСЯ ПРИ ЗВУКАХ ТРУБЫ.