Аспирант не успел ответить — пока он открывал рот, Алиса развернулась, крылато плеснув черной шалью, помахала ему рукой и пропала, отправившись через совмещение точек куда-то к северо-востоку от института. Точнее Даниль определять не стал. Он с тяжким вздохом выдвинул стул и смахнул пыль с ближайшего монитора. Просторная, с низким потолком комната напоминала помещение постапокалиптического интернет-кафе, оставленного людьми ввиду падения поблизости нейтронной бомбы. Ряды столов с компьютерами, офисные серые стулья, офисные же стеллажи, слой пыли повсюду. Для художественной цельности картине не хватало скелета или двух. Впрочем, их с успехом заменял живой, хоть и искусственный ворон — говорят, аналитик и прогнозист…
Птица смотрела холодно и внимательно.
— Чего уставился, невермор? — беззлобно проворчал Даниль. — Слышь, ты в курсе, какие в Чили существуют города?
Он был готов к тому, что ворон Лаунхоффера заговорит, но тот не издал ни звука и даже не шевельнулся.
— Ладно, — согласился аспирант. — Как хоть включается это все?..
Ворон отвернулся. Сергиевский понял это в том смысле, что не уметь включить компьютер может только клинический идиот, и был прав. В отличие от мистического лифта, все положенные кнопки тут имелись. Пока компьютер грузился, Даниль развлекался мыслями о том, знают ли в Минтэнерго, как выглядит их отдел мониторинга и кто в нем работает, придя к выводу, что даже и узнай министр об этом, возражать бы не стал. Функцию свою отдел наверняка выполняет, а требовать порядка и дисциплины от такого заведения, как МГИТТ… как ни крути, но даже у министров есть карма.
Программа-карта запустилась сама, вместе с операционной системой: «Parafizika Map 2.89», дикое сочетание транслита и английского. Писали программу люди, не интересовавшиеся дизайном и общей дружественностью интерфейса, и от одного вида карт в восьмицветном режиме, каких-то жутких окошек с текстом и бесчисленных неясного назначения меню Данилю остро захотелось спать, есть и домой. Идти куда-то вместе с Алисой было так приятно, что он дошел бы, наверно, до Северного полюса, но Ворона убыла восвояси, забрав и нежное наваждение, и необыкновенную ясность мысли.
Аспирант Сергиевский вновь ощутил, насколько он не любит работать.
— Ох-х… что ж я маленьким не сдох… и где здесь что? — пробормотал Даниль, погружаясь в изучение окошек.
Ворон хлопнул крыльями где-то под потолком и приземлился на спинку стула по соседству.
— А-а, это вот просто физическая карта… это плотность населения… это плотность свободных фрагментов… это хрень какая-то… это схема сансары… блин, как это увеличить?! Нихрена не разберешь!..
Ворон скакнул на стол и резко — показалось, даже с некоторым презрением — отодвинул башкой данилеву руку. Потом ткнул клювом в клавишу.
— Япона мать… — выдохнул аспирант, когда отдел мониторинга принял свой истинный облик.
Вещи не изменились — изменился тонкий план. Перед пустой стеной вспыхнул гигантский бесплотный дисплей, на котором высветилась карта. Местный сервер работал с невообразимой скоростью, потому что существовал только в тонком плане и был, разумеется, квантовым.
Даниль быстро разобрался, как вывести на стенном экране карту аномалии. Увеличение можно было довести до того, что становился виден не то что каждый район — каждая душа. «До чего дошел прогресс, — ухмыльнулся Сергиевский, разглядывая картину, — до невиданных чудес…» Любовался он недолго, и скоро вернулся к представлению северной части Русской равнины. Яснее всего аномалия выделялась на карте плотности. Чем-то похожие на нее темные области имелись там, где когда-то обитали вымершие племена, а теперь было пусто; конгломерат национальной ментальности таял столетиями, как и складывался, и потому удерживал возле себя остатки распавшихся душ людей и антропогенных богов. Но то были слабо заметные серые облачка, а аномалия выделялась на карте колодцем бурлящей тьмы.
Смотреть было интересно; понять — невозможно, тем более, Даниль и не представлял, что должен понять.
— А эта хрень что показывает? — безнадежно спросил он у ворона.
Ответом был очередной удар клювом по клавише. Карта «хрени» раскинулась на стене. Над нею, у самого потолка, горело название.
«Матьземля, Неботец: анатомия стихийных божеств над Российской Федерацией».
— Ух ты… — невольно уронил Даниль.
Аномалия сансары соответствовала беспрецедентному истончению плоти великой богини; границы совпадали настолько точно, что в этом не могло быть сомнений. Понять, как одно связано с другим, и до разгадки останется всего ничего…
— Блин, — сказал аспирант. Теологию он в свое время сдал автоматом и погружаться в ее изучение не имел ни малейшего желания. — Да еще и стихийные, чтоб их… — пришла было мысль спросить Егора из Анькиной клиники, но тут же вспомнилось, что Егор — жрец, и насчет анатомии Матьземли его просветить не сможет.
Клац!
Даниль еле отдернул руку. Ворон поднял башку и уставился на экран.
«Северорусская аномалия» — всплыла подпись на карте. Потом от темного облака аномалии протянулись в стороны едва заметные нити. «Метастазы». Поясняющий текст выскочил в окне уже на обычном мониторе перед данилевым носом: «Случаи заболевания Х преимущественно сконцентрированы на территории, обозначенной как «Северорусская аномалия». Однако спорадически аналогичные случаи имеют место и вне данной условной области. Динамика сансары демонстрирует стабильность границ аномалии, но…»
Дальше аспирант не читал.
Он смотрел на картинку.
Простая картинка, обычная, знакомая. Будто кто-то кинул камнем в окно и пробил в стекле дырку — но оно не осыпалось осколками, а просто дало трещины. Неровные, изломанные, во все стороны… трещины в Матьземле.
Даниль облизнул сухие губы.
— Это не опухоль, — сказал он тихо, не отрывая взгляда от монитора. — Это рана.
Ворон каркнул.
И аспирант вспомнил, что Гена так и не ответил на его последний вопрос.
— Да, — ответил Ансэндар и обезоруживающе улыбнулся. — Я — стфари.
Жень пялился на него как завороженный.
Лья коротко представил своих пассажиров и надавил на газ.
Белорусский вокзал уже скрылся, под колесами машины сменялась улица за улицей; компетентный шаман рулил молча, точно вовсе забыв об остальных. Анса сидел рядом с ним, глядя на дорогу. Ксе не знал, что Лья замыслил, но знал, чего Лья добивается лично от него, а потому спокойно ждал, когда у собрата кончится терпение, или попросту придет время раскрывать карты. Ждал и думал. Некогда стфари были сенсацией, слыхал о них каждый, но за несколько лет странные беженцы перестали привлекать внимание. Они вообще не привлекали внимания: в отличие от прочих иммигрантов, стфари не хотели и не пытались селиться в мегаполисах. Где-то в Москве, насколько Ксе помнил, находилось их представительство — не более полусотни человек. Оставшаяся часть тридцатитысячного народа предпочла остаться там, куда пришла.
