Я почувствовал, что зона действия Креста Основателя закончилась. Как будто растаяла некая едва уловимая дымка, окутывающая землю. Ощущение некротической сущности, исходящее от Босхета, обострилось, и мне пришлось приложить некоторое усилие, чтобы отключиться от него. Сам дух-убийца встряхнулся, видимо чувствуя себя более свободно, и пояснил мне:
— В отличие от многих я могу жить под его силой, да и другие бетайласы тоже. Но все же приятнее находиться подальше.
Дорога пошла под уклон. Мы переехали через узкую речушку, и мне почудилось какое-то движение в воде. Хотя я не почувствовал ничего подозрительного. Впрочем, пространство вокруг теперь было наполнено действительно чуждыми ощущениями. В какой-то миг мне трудно стало осознавать, что мир изменился настолько, и я больше никогда не смогу чувствовать его прежним. Можно было обмануть себя, убедив в том, что на самом деле причина во мне, и это я стал другим после тесного общения с Атумом. Но притворяться даже для собственного успокоения не имело смысла.
— Дарэл, а у тебя не осталось способностей Основателя? — осторожно спросил Лориан.
— Нет, — ответил я, — исчезли вместе с ним. А у тебя они случайно не появились?
Он отрицательно покачал головой и усмехнулся невесело, снова отворачиваясь к окну.
С чистого неба повалил снег. Тяжелые хлопья медленно падали на землю. В свете фар они кружили и танцевали, не касаясь друг друга. Босхет включил «дворники». Те заскребли по стеклу, размазывая снежинки и оставляя после каждой длинный кровавый след.
Лориан сжал зубы, крепче впиваясь пальцами в мое кресло. Бетайлас принюхался, пробормотал что-то и еще немного сбавил скорость. Теперь джип полз, мягко покачиваясь на неровностях дороги, окруженный белой метелью.
— Дарэл, а ты мог бы позвать Кристофа, спросить у него, как дела? — тихо попросил подросток.
— Уже пытался. Но он не отзывается, или я его не слышу.
— Конечно, не слышишь, — ехидно рассмеялся Босхет. — «Волчий глаз», слыхал о таком? Это артефакт вриколакос — защита от телепатического воздействия. Мэтр вживил его себе в руку, чтобы защищаться от Основателя. От тебя то есть.
— Спасибо, что пояснил, — сухо отозвался я, думая о том, сколько еще мне придется сталкиваться с последствиями пребывания Атума в этом мире.
«Снег» закончился так же внезапно, как и начался, а над машиной пронеслась стремительная черная тень. Лориан невольно пригнулся, а меня на мгновение окатило ледяным, парализующим ужасом. Неведомое существо, растворившееся в темноте, излучало сильнейший страх. Впитанный из тысяч испуганных людей, он стлался за ним невидимым плотным плащом.
— Кто это был? — спросил я Босхета, заметив, как хрипло звучит мой голос.
— Загонщик, — ответил тот, мельком взглянув вверх, словно мог увидеть сквозь крышу темную тень. — Бесплотный дух вроде меня.
— И его тоже можно в кого-то вселить? — глухо спросил Лориан.
— Можно, — отозвался бетайлас, поглядывая по сторонам. — Только для этого нужно тело побольше человеческого. Кадаверциан в древности создавали некротических химер из тел животных и людей. Они как раз подходили для таких духов. Ну, ты должен помнить. — Он посмотрел на меня и снова уставился на дорогу.
В моей памяти действительно мелькнул образ страшноватой твари, но я не стал задерживаться на нем, чувствуя, как увеличивается тревога Лориана. И прежде чем она успела перерасти в панику, спросил:
— Босхет, скажи, в своем мире вы общаетесь друг с другом?
— Думаешь, мы садимся в кружок вместе с Тёмными Охотниками и некрофагами для того, чтобы обсудить, как обстоят дела в мироздании? — Он коротко рассмеялся и покачал головой, удивляясь моей наивности. — Нет, конечно. Нам не о чем говорить. А многим и нечем.
Он снова насмешливо фыркнул, представляя подобную беседу. А я вспомнил, о чем давно хотел его спросить:
— Послушай, Босхет, почему ты спас Миклоша? Ведь Кристоф велел тебе всего лишь наблюдать.
Бетайлас смерил меня взглядом так, словно сомневался в моих умственных способностях, и ответил таким тоном, как будто я спрашиваю его об элементарных, всем известных вещах:
— Потому что мы похожи. Он такой же убийца, как и я. Ему доставляет удовольствие убивать, и мне приятно это. Всегда радовало, что в вашем мире есть хоть кто-то способный испытывать настоящие, правильные чувства.
Узкая дорога закончилась, вливаясь в шоссе, ведущее в Столицу. Фонари, стоящие по обеим его сторонам, освещали машины, несущиеся прочь из города. Люди все еще пытались бежать.
— Зря они это делают, — пробормотал Босхет, поворачивая руль. — Далеко не уедут.
Я почти физически ощущал страх, текущий по шоссе. Страх, который слепил и лишал разума.
Лориан вздрогнул, когда один из автомобилей на полной скорости врезался в бок другого. Послышался звук сильного удара, визг тормозов, испуганные вопли. На дорогу хлынули разбитые стекла. Нервные гудки остальных машин, пытающихся объехать неожиданное препятствие…
Подросток поспешно обернулся, пытаясь лучше увидеть, что происходит, но мы уже отъехали на достаточное расстояние, чтобы он мог разглядеть хоть что-то.
Я почувствовал еще одного Загонщика, пролетевшего над шоссе, и постарался не обращать на него внимания.
Босхет невнятно выругался, ударил ладонью по гудку и резко повернул руль.
По встречной полосе, слепя фарами, мчался «ауди». Его водитель, наплевав на все правила, пытался как можно скорее покинуть город.
— Все равно далеко не уедут, — равнодушно повторил бетайлас.
— Почему? — глухо спросил Лориан.
— Кадаверциан установили вокруг эпицентра большое кольцо, — с удовольствием стал объяснять дух-убийца. — Пробиться сквозь него невозможно. Оно охватывает часть Столицы и пригорода. Кто не успел, больше отсюда убраться не сможет. И сюда никто не проникнет. Ни по земле, ни по воздуху.
Мальчишка шумно вздохнул, его страх стал почти ощутимым, но, пытаясь справиться с ним, он спросил:
— А как оно выглядит?
— Полоса тумана, — ответил Босхет, поглядывая в боковое зеркало. — Это как бы часть нашего мира. Двигаешься сквозь него, но все равно остаешься на месте.
Подросток пробормотал что-то неразборчивое и снова уставился в окно.
А я начал осознавать, что мной все больше овладевает болезненное любопытство. Мне хотелось видеть, как изменился город.
Когда мы наконец въехали на улицы Столицы, они оказались пусты. Точнее, здесь не было людей, но я видел и ощущал голодные мелькающие тени, отдаленный гул. Кое-где улицы перегораживали наспех собранные баррикады из перевернутых киосков и машин, и нам приходилось объезжать их, плутая по дворам. Из окон домов, мимо которых мы проезжали, лениво выползали красные языки пожара. В одном из дворов дорога была залита водой, текущей из поврежденного водопровода.
