Каждая теория, преследующая какие-то нововведения, должна включать в себя разработку цели, ведущих к ней средств, предвидение результата, цели соответствующего, предвидение предположительной цены, а также должна предусмотреть избежание издержек.
Как, по Достоевскому, решается эта проблема в социализме?
Цель — это счастье людей. В чем, однако, оно заключается? «Счастье есть власть» [7, 203] — это мысль для Родиона Раскольникова. Согласно другой трактовке, счастье — в обладании материальными благами. Вот суть одной из листовок Петра Верховенского: «Напечатано вдруг, чтобы выходили с вилами, и чтобы помнили, что кто выйдет поутру бедным, может вечером воротиться домой богатым...» [10, 212]. В качестве цели называют и братство.
Достоевский считает, что практически цели в социализме разработаны нечетко. В «Дневнике писателя» 1873 года он прямо говорит, что вся мысль социалистов пока направлена на разрушение старого, а как устроить новое общество — это еще не разработано. Действовать хотят без четкой программы. Цели абстрактны. Основное внимание уделяется проблеме средств.
Главное средство — это сила. Братство, счастье надо строить силой. «Сила, сила нужна: без силы ничего не возьмешь; а силу надо добывать силой же...» [6, 147]. Это мысль Раскольникова, пытающегося решить общественные проблемы топором. Топор — одно малое зло ради большого добра. Вывод сделан на основе своеобразного осмысления действительности — разумного осмысления. Арифметический расчет показал, что бедствуют многие, процветают немногие. Причем нередко процветают бесполезные, бедствуют способные принести пользу. Пусть многие и полезные, применив топор, возьмут средства у немногих и бесполезных. Такой разговор слышит Раскольников. Но такой разговор происходит и внутри его самого.
Раскольников принимает теорию, согласно которой ради большого блага малое зло позволительно: «...единичное злодейство позволительно, если главная цель хороша. Единичное зло и сто добрых дел!» [6, 378]. Так разъяснил мысль Раскольникова Свидригайлов. Сам Раскольников тоже четок: «Что делать? Сломать, что надо, раз навсегда, да и только: и страдание взять на себя! Что? Не понимаешь? После поймешь... Свободу и власть, а главное власть! Над всею дрожащею тварью, и «над всем муравейником! Вот цель! Помни это!» [6, 253].
У Раскольникова есть размышления о средствах, об их пригодности, есть мучения. Он пытается себя успокоить тем, что все в обществе поступают так. Он говорит, что кровь льется как шампанское. И в случае удачи удел льющих — не острог, а высшие посты в обществе. На возражение, что это иное, чем его случай, герой говорит: «А! не та форма, не так эстетически хорошая форма! Ну я решительно не понимаю: почему лупить в людей бомбами, правильною осадой, более почтенная форма?» (6, 400]. И тут он, к сожалению, прав. Это то же самое. И его жжет мысль, почему убийцы тысяч, миллионов — на свободе, а он убийца двух человек — в острог. А те повелевают, вершат правосудие.
Раскольников, применив топор, мучается. Видя эти мучения, Свидригайлов говорит: «...понимаю, какие у вас вопросы в ходу: нравственные что ли? вопросы гражданина «и человека? А вы их побоку...» [6, 373]. Но Раскольников не из тех людей, кто может нравственные мучения — «побоку». При всей глубине своего падения из двух шкал отсчета — терпимости и беспощадности — он склонен к той, что более снисходительна к человеку. Он честный раб идеи. Но идеи, опирающейся на топор.
Но есть и такие, которые действительно всю нравственную проблематику — «побоку». Вернее, им даже нечего было — «побоку», у них никогда не было нравственных терзаний. Таковы герои «Бесов».
У них есть общее с Раскольниковым: теория о двух разрядах людей — повелителях и материале. Но если у Раскольникова в душе есть сомнения в этой теории, то герои «Бесов» сомнений лишены. Деление правомерно, и сами они — повелители. Материал — другие. Что-делать с материалом? Тут пути «бесов» не совсем однозначны. Путь Шигалева — обратить девять десятых общества в стадо, послушное и покорное. Петр Верховенский идет дальше, для него Шигалев либерален. Нужны средства более радикальные. И Верховенский дополняет теорию Шигалева.
И вот что получается. Себя взяли за точку отсчета — высшие. Но свою недалекость в основном понимают. Узкий лоб Шигалева — это символ. Изменений в себе не предвидится. А с таким багажом трудно удержаться на вершине общества. Конечно, все зависит от окружения. И вот предлагается перевоспитать окружение. По своему образцу и подобию. Всех — до своего уровня. «Первым делом понижается уровень образования, наук, талантов» [10, 322]. Высший уровень не нужен. Люди этого уровня отнесены ко второму разряду — материал. Высшими объявлены низшие. Люди без способностей. Наука не нужна, и без нее материалу хватит на сто лет. А после ста? Вопрос праздный. Через сто не будет их, создателей программы.
Для первоначального создания равенства необходимы меры радикальные. Чтобы понизить уровень общества до своего, надо многое сделать. Изгнать из общества думающих глубже. Не по прихоти. По необходимости — мешают. Всех, однако, не изгонишь. Да и изгнанные могут мешать из своего далека. А потому мера еще более радикальная — сто миллионов голов, возвышающихся над головами авторов теории. И опять не по прихоти. Мешают.
Установлен идеал: «Каждый принадлежит всем и все каждому. Все рабы и в рабстве равны» [10, 322]. Все равны, все послушны. Пока. Но время идет, люди меняются. И снова чьи-то головы могут перерасти установленный ранжир. Есть средство профилактическое: «Мы уморим желание: мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат; мы всякого гения потушим в младенчестве. Всё к одному знаменателю, полное равенство» [10, 323]. Не среда меняется для человека, а человека приспосабливают к среде.
Нормальное состояние общества поддерживается при помощи этой профилактики. Но несмотря на это, могут все же появиться люди, более способные, чем новые высшие. Тогда — средство предельно радикальное. «Необходимо лишь необходимое — вот девиз земного шара отселе. Но нужна и судорога; об этом позаботимся мы, правители. У рабов должны быть правители. Полное послушание, полная безличность, но раз в тридцать лет Шигалев пускает и судорогу, и все вдруг начинают поедать друг друга до известной черты, единственно, чтобы не было скучно. Скука есть ощущение аристократическое; в шигалевщине не будет желаний. Желание и страдание для нас, а для рабов шигалевщина» [10, 323].
В этом обществе не заскучаешь. Об этом позаботятся. И не случайно нужна забота. Ибо регламентированное во всем общество, в котором никто не может вырасти выше его руководителей, иначе его выставляющаяся голова будет во имя равенства срезана, конечно же, будет эталоном скуки. Развлечь его надо. Судорогами.
