Долго, видимо, не протянет.
Я вздохнул по нему, как давеча по Сэнсею.
И, наверное, все-таки существует какая-то неуловимая, тайная связь между Небом и Человеком - что-то, видимо, сугубо мистическое, выражающееся именно в виде предчувствий, потому что как раз в ту минуту, когда я об этом подумал, Крокодил обернулся, цепляясь за выпирающие из земли кирпичи, и, стряхнув нездоровую влагу испарины, стекающую по скулам, произнес с интонациями, которых мне от него еще слышать не приходилось:
- А ты, оказывается, ничего парень, крепкий...
А я спросил его, в свою очередь:
- Только сейчас догадался?..
А Крокодил тихо ответил:
- Да нет, я давно приглядываюсь...
Он как будто прощался со мною, такой у него был голос.
И, как показало дальнейшее, это действительно было прощание.
Потому что когда мы, наконец, проскочили путаницу этих довольно чистеньких, тихих, игрушечных переулков и уже огибали административное здание, имеющее на крыше своей пристроечку в виде стеклянного фонаря, то в торце его, выходящем на аппельплац, наверное, за секунду до этого оставленный сарацинами, вдруг увидели прямо по ходу распахнутый четырехугольник окна, и согнувшийся, с растопыренными конечностями Крокодил, шаг за шагом крадущийся под его жестяным карнизом, неожиданно, забыв про всякую осторожность, выпрямился и застыл, как восковая фигура, - глядя в низкий, колышащийся занавесками, широкий оконный проем.
Что-то там его, видимо, поразило.
Я в этот момент находился несколько позади него, но, приблизившись и буквально на четверть глаза высунувшись из-за рамы, в свою очередь обозрел угол комнаты, мерцающей фестончатым серебром - пуфы, кресла, картины, совсем, как в апартаментах Геккона, часть конической люстры, испятнанной проблесками хрусталя, - а поперек этой комнаты был расположен солидный полированный стол, и чрезвычайно высокий широкоплечий мужчина, сутулясь и опираясь о его поверхность ладонью, раздраженно, как будто крупный начальник, разговаривал по телефону.
Причем, голос его в первую же секунду показался мне очень знакомым.
- Да, - говорил он, в нетерпении барабаня пальцами по столешнице. - Да, я понимаю, но это меня не касается!.. Пусть там хоть все взрывается! И горит, и проваливается к чертовой матери! Мне это безразлично. Но через пятнадцать минут они должны быть полностью обезврежены!.. Через пятнадцать минут, вы меня слышите?.. В противном случае я лично сниму с вас погоны!.. Мертвыми или живыми - меня это не касается!.. Это ваши проблемы!.. Я хочу, чтобы они были немедленно нейтрализованы!..
После этих слов мужчина бросил трубку и замер.
И я тоже - замер. Потому что это был Сэнсэй - можно сказать, в натуре.
Не замученный, не арестованный, не сидящий в промозглом подвале и ожидающий приговора, а, напротив, здоровый, как будто только что из санатория, в кремовом великолепном костюме - отдохнувший, как мне показалось, и прямо-таки лоснящийся благополучием.
Никаких сомнений не оставалось.
Тем более, что хотя мужчина и стоял к нам спиной, но в углу, как раз напротив него, имелось громадное зеркало комната была пронизана солнечными лучами, и стеклянное отражение выглядело едва ли не лучше оригинала.
Странно было, что сам он пока еще нас не заметил.
Правда, как выяснилось, тут я катастрофически заблуждался.
Я, наверное, просто немного забыл, что такое Сэнсэй.
И поэтому, прижимаясь к распахнутой раме, одурело, в какой-то прострации ждал, пока Крокодил вытянет руку с зажатым в ней пистолетом. Он вытягивал ее очень медленно, чтобы не привлекать внимания - миллиметр за миллиметром, или, может быть, мне это только казалось - и он уже почти поднял ее над карнизом, но когда стиснутый, бледный на костяшках кулак, разворачиваясь, уперся металлическим дулом внутрь помещения, то огромная фигура Сэнсэя как бы распласталась по воздуху - я могу поклясться, что видел ее висящей горизонтально - и буквально в ту же секунду прогремели два оглушительных выстрела.
В комнате потемнело.
А Крокодил вдруг, как лошадь, задрал свою продолговатую голову и, попятившись от окна, - повалился, загородив собой переулок.
Руки у него были раскинуты, заостренная нижняя челюсть - устремлена к небесам, а вместо левого глаза зияла ужасная впадина - грязно-серая и заполняющаяся тягучей малиновой жидкостью.
Интересно, что сам я на это никак практически не отреагировал. То есть, я, разумеется, выскочил из-за рамы и трижды выстрелил в комнату, которая, по-моему, уже опустела, а затем отскочил, как положено, за угол ближайшего здания, но и стрелял и отскакивал я чисто автоматически - в то же время охваченный каким-то невероятным спокойствием.
Голова у меня была занята совсем другим.
Я, например, хорошо помню, что именно в этот момент я отчетливо осознал, почему мы с такой легкостью проникли в резиденцию сарацинов: Креппер достал откуда-то специальные разовые пропуска, и офицер на понтоне, соединяющем остров с городскими районами, даже будучи удивленным, разрешил нам пройти - без каких-либо сложностей и не задавая лишних вопросов. Креппер не сказал, откуда он достал пропуска, но теперь, после столкновения в переулке, это было вполне очевидно. Пропуска, конечно же, сделал Сэнсэй. И, наверное, он же оттянул от Геккона практически всю охрану: мы не видели никого ни при входе в административное здание, которое, по идее, должно было быть переполнено сарацинами, ни в дальнейшем, когда пробирались по коридорам к главным апартаментам. Ни единого человека, как будто все вымерли. Не случайно Крокодил беспокоился, подозревая ловушку. А ничего странного не было, просто нас защищала невидимая забота Сэнсэя.
Вот, например, о чем я тогда подумал.
А кроме того, я подумал, что какими бы соображениями ни руководствовался Сэнсей, планируя данную операцию, но вот смерть Крокодила я ему простить не могу. Не могу, хоть режьте меня на кусочки. Отступление, трусость, предательство, так называемые "высшие интересы". Но только не это. Лучше бы он убил меня самого.
И теперь у меня возникнут к Сэнсею некоторые вопросы.
И последнее, что мне тогда пришло в голову - это то, что теперь я, наверное, могу ничего не бояться. Состояние спокойствия и отстраненности, которое меня охватило, свидетельствует о защищенности. Я не человек, я - орудие для выполнения определенной миссии. И пока эта миссия не будет завершена, со мною ничего не случится.
Так мне, во всяком случае, представлялось.
И действительно, до будочки, о которой говорил Крокодил, я добрался сравнительно благополучно: по всему острову по-прежнему что-то бухало и разрывалось, доносилась периодически вспыхивающая стрельба и короткое звонкое лязганье рубящего металла, то и дело пробегал достаточно близко очередной наряд сарацинов, а один раз я чуть было не натолкнулся на часового, который в самый последний момент неожиданно отвернулся - в общем, произошло какое-то чудо: будто простерлась надо мною незримая магическая рука и потусторонней силой своей проводила меня сквозь все опасности.
