«Ошибка?» — Рипли не могла поверить своим ушам.
И ЭТО он мог называть ошибкой?! Как у него вообще язык повернулся говорить о своем преступлении так спокойно! Это просто чушь, идиотизм… Даже логика его откровений была логикой сумасшедшего.
Она могла бы еще простить сумасшедшего.
Она могла бы понять, что маньяк — больной человек, которого нужно скорее лечить, чем наказывать.
Что бы там ни было, ни один сумасшедший не назовет свои действия ошибкой. На это способен только здоровый подлец, для которого в жизни нет ничего святого. Именно поэтому Рипли сразу и решительно прогнала мысль о том, что Берт страдает психическим заболеванием. Загубленные жизни, исковерканные судьбы, люди, спрессованные в чудовищный слизевой кокон, боль и отчаяние разрываемых изнутри маленькими монстрами людей — что, ЭТО — ошибка?
— Просто ошибка? — повторила Рипли, и боль от ожога, вызванного этим словосочетанием, заставила ее закричать во весь голос, не считаясь уже ни с чем. — Но эти люди погибли, Берт! Погибли! Все!!! Вы хотя бы понимаете, что вы наделали? Я сообщу об этом на Земле, и вас поставят к стенке! Поставят к стенке — вам будет не уйти от этого!!! Понятно? — она схватила представителя Компании за ворот комбинезона и трясла, как тряпичную куклу, жалея, что у нее не хватает сил растерзать его тут же на месте. — Это вам с рук не сойдет!!! Вы погубили людей!
В исступлении Рипли бросила его спиной на стену. Берт поморщился от удара.
Внутри у него тоже все кипело.
Что же, договор не получился. Ну ладно… Она сама выбрала войну. И время покажет, кто в ней уцелеет.
Едва отступив, страх превратился в мстительную злость. Теперь Берт хотел уничтожить Рипли не просто как препятствие на пути к своей цели, нечто бездушное и, можно сказать, абстрактное. Берт, спокойный и благополучный Берт, ощутил вкус ненависти.
Она хочет его уничтожить?
Что ж, она сама выбрала свою судьбу…
Ненависть была ему приятна. В этом есть особый вкус — не просто погубить врага, но и сделать его смерть своим союзником. Смутный до сих пор план принял в его голове ясные очертания.
Берт шагнул вперед и оперся рукой о косяк. Для того чтобы сосредоточиться окончательно, он принялся долбить пластик кулаком.
Да, все будет так, как он решил…
Tеперь нужно было сказать несколько слов на прощанье — чтобы последнее из них оказалось за ним.
— Рипли, — нехорошо глядя на молодую женщину и не прекращая стучать кулаком по косяку, заговорил Берт. — Знаете, я думал, что вы способны на большее, — представитель Компании отбивал кулаком ритм своих фраз. — Я считал, что вы окажетесь умнее.
Рипли уничтожающе посмотрела на него. Смертельная вражда уже была объявлена, но и в первом, словесном, туре нельзя было ему уступать.
— Так вот, — с ледяным ехидством ответила она, — я очень рада, что вас разочаровала!
Вид из окна был странным и экзотичным; такой город мог привидеться разве что во сне. Усеченные конусы труб-зданий в лучах заката приобрели розоватый нереальный оттенок и, казалось, висели в воздухе. Между ними клубился пар. Пожалуй, самой привычной деталью выглядели черные черточки перил над плоскими верхушками.
Вид пара убаюкивал и заставлял думать о том, что все это снится. То тут, то там прорывающийся красный свет придавал пейзажу оттенок тревоги. Наверное, сон того, кто придумал этот вид, был кошмарным.
Замершее лицо искусственного человека казалось задумчивым и отрешенным. Можно было подумать, что он не занят своей, пока мало понятной остальным, работой, а просто созерцает. Но вот его рука напряглась, махнула в воздухе — и у самого подножия ближайшего конуса ярким фейерверком взметнулся к красно-фиолетовому небу взрыв.
Звукоизоляция заглушила его, был виден только сноп огня и мерцающие в тишине искры.
Некоторое время все смотрели туда как завороженные. Потом Рипли вздохнула. (Ее голова была настолько тяжелой, что долго смотреть куда-либо у нее уже не оставалось сил).
— Это очень красиво, Бишоп, но чего мы ждем?
Рипли заморгала — не от яркости крутящегося возле подножия конуса огня — для того, чтобы стряхнуть с отяжелевших век сонливость. Это помогало, но ненадолго.
— Этот взрыв должен привлечь внимание со стороны, — отвернулся от окна робот. — Это взрыв тревоги.
— Сколько он будет гореть? — глядя на огонь, спросил Хигс.
— Четыре часа. — Бишоп сделал паузу и принялся докладывать все, что знал по этому поводу и что считал нужным сообщить: — Радиус свечения — тридцать километров, мощность — около сорока килотонн…
Хадсон еще раз бросил взгляд в сторону окна и скривился:
— Ни черта нам это не даст.
— Почему? — посмотрел на него Хигс.
Хадсон вроде бы психовать не собирался; в нем говорил обычный пессимизм.
— Нас никто не заметит.
— Я не верю в это, — возразила Рипли неизвестно кому. Невыносимо хотелось спать.
— А почему мы не можем взорвать планету прямо отсюда? — невпопад поинтересовался Хигс.
Он чувствовал себя не лучше.
— Потому что мы сами взорвемся вместе с ней, — невозмутимо пояснил Бишоп.
«А может, и лучше было бы: взорваться — и все, — снова начал хандрить Хадсон. — Во всяком случае, не придется долго ждать развязки. Раз — и все…» Его понесло:
— Еще четыре недели ждать! Да мы тут все сдохнем! Лучше гробы себе делать…
— Заткнись, — огрызнулся Хигс. Меньше всего ему хотелось разбираться сейчас с чужими истериками.
«С ними всеми что-то происходит, — отметил искусственный человек, — Хотел бы я знать — что…»
— Да, ждать еще целых четыре недели, — незаметно поежилась Рипли. Смотреть, засыпая, в окно было уже невозможно — движение пара и дыма действовало не хуже сильного снотворного. Что-то она хотела сказать… Ага, вот: — Мы должны вызвать с орбитальной станции второй челнок.
Хадсон нервно промычал что-то неразборчивое. Можно было подумать, что у него внезапно разболелся зуб.
— Ну, и как мы его вызовем? — заговорил он голосом, готовым в любой момент сорваться на крик. — У нас передатчик не работает!
«Зачем я кричу? — одернул он себя тут же. — Так нельзя… Хватит!»
— Неважно, как именно, — упрямо мотнула головой Рипли. — Надо будет что-то придумать.
— Ни черта тут не придумаешь! Все равно все — к чертям! — снова не сдержался Хадсон.
Хигс метнул в его сторону раздраженный взгляд.
— Заткнись! Заткнись!!!
— А как обстоят дела с передатчиком, который был в колонии? — поинтересовался Берт.
Рипли поджала губы. Само существование этого человека вызывало у нее нервное содрогание. Что бы он ни говорил, у нее возникало желание броситься на него и задушить на месте.
