– Она желает власти над нами, – продолжала, словно в бреду, Марша. – Ну и что?.. В конце концов, пусть. Она создала для нас реальный мир. Для меня он все тот же… Ты видишь разницу? Джек?.. Ради всего святого, скажи хоть что-нибудь!
Плечом он толкнул дверь и надавил на выключатель, зажигая в гостиной свет.
– Мы дома, – сказала, робко озираясь, Марша, когда муж осторожно поставил ее на пол.
– Да, дома! – Джек захлопнул дверь.
– Наш старый дом. Такой же, как всегда…
Расстегнув пальто, Марша, словно в трансе, прошлась по гостиной, разглядывая занавески, покрывала, книги, мебель, картины…
– Правда, замечательно? Все знакомое, родное… Никто не сыплет на тебя саранчу, никто не упраздняет вещи… Это здорово!
– Да уж, сенсация высшей пробы, – с горечью ответил Гамильтон.
– Джек… – Она подошла и встала рядом. – Не надо о ней дурно думать. Все будет не так, как у миссис Притчет. Она слишком умна для откровенного маразма и рассчитывает каждый шаг далеко вперед.
– Как минимум на миллион лет вперед! – согласился Джек. – У нее появился шанс подмять нас под себя, и она им умело воспользовалась.
Ни с того ни с сего Джек нащупал у себя в кармане твердый цилиндрический предмет; в припадке неизъяснимой злобы он запустил им в стену. Бутылочка из-под хлороформа упала на коврик, покатилась и уткнулась, целехонькая, в ножку кресла.
– Отрава больше не поможет, – мрачно заметил он. – Пора признать поражение. На этот раз мы вляпались основательно, по самые… в общем, вляпались.
Марша достала из шкафа плечики и повесила пальто.
– Биллу Лоузу будет плохо.
– У него, наверное, так и чешутся руки начистить мне рыло.
– Нет, – испугалась Марша. – Ты тут ни при чем.
– Как я посмотрю ему в глаза? Как я посмотрю в глаза любому из вас? Ты хотела остаться у миссис Притчет – а я тебя затащил сюда… попался на удочку этой психопатки!
– Не терзай себя, Джек. Это ничего не даст.
– Нет, конечно. Ничего не даст.
– Я сварю кофе.
С порога кухни она повернула к мужу грустное лицо:
– Тебе кофе с коньяком?
– Да, да. Прекрасно!..
Вымученно улыбнувшись, она ушла на кухню. И какое-то время стояла тишина.
Затем раздался пронзительный визг.
Джек в тот же миг был на ногах; пулей пролетев коридор, он замер на пороге кухни.
Сначала он ничего не смог разобрать: Марша, прислонившись к столу, частично закрывала обзор… И только подойдя к ней вплотную, он разглядел – зрелище впилось в мозг, как раскаленное шило в маргарин. Джек закрыл глаза, вцепился в Маршу и потащил ее прочь. Он зажал ей рот ладонью, визг женщины перешел в тихий стон. Джек и сам едва не орал от ужаса, собрав всю волю в кулак и балансируя на грани истерики.
Мисс Рейсс терпеть не могла котов и кошек, считая их тварями злокозненными и вредными.
В кухне на полу издыхал Прыг-Балда. Неведомая сила вывернула бедное животное нутром наружу… но кот все еще оставался жив. Кошмарное месиво продолжало функционировать; милая дамочка, конечно же, позаботилась об этом. Она не собиралась так запросто дарить врагам легкую смерть.
Дрожа и пульсируя обнаженными сосудами, сверкая влажными внутренностями, кровавый ком костей и мяса слепо тащился через кухню. Наверное, этот шизоидный путь изувеченного кота продолжался довольно долго – с момента возникновения реальности мисс Рейсс. За три с половиной часа агонизирующий комок плоти прополз полкухни.
– Но он не должен, – сквозь рыдания выла Марша, – он не может быть живым!..
Метнувшись во двор, Джек схватил совковую лопату, подцепил страшный груз и вынес его на задворки. Моля Бога о скорейшем избавлении от мук несчастного животного, Джек наполнил водой большое ведро и опустил туда дрожащую массу.
Даже в столь плачевном состоянии кот упорно пытался выбраться из воды. Но в конце концов с последней конвульсией погрузился на дно и расстался с жизнью.
Гамильтон сжег останки, торопливо вырыл яму и закопал их. Спрятав инструменты и умывшись, он вернулся в дом.
Прошло всего несколько минут, но Джеку показалось, что минула целая вечность. Марша тихо сидела в гостиной, обхватив руками колени, и отрешенно смотрела куда-то в пространство. Когда Джек оказался рядом, она не подняла глаз.
– Милая… – позвал он.
– Кончено?
– Кончено. Балда умер. Можно только радоваться, он теперь недосягаем. Никто больше не причинит ему боли.
– Даже завидно. За нас-то она еще не принималась.
– Она ведь кошек ненавидит, а к нам, надеюсь, подобных чувств не питает.
Марша повернулась к мужу:
– Вспомни, что ты ей сказал тогда ночью! Ты испугал ее. И она это наверняка запомнила.
– Да, вероятно. Она ничего не забывает.
Джек вернулся на кухню и сам приготовил кофе. Он уже разливал его по чашкам, когда тихо вошла Марша и стала доставать сливки и сахар.
– Вот в этом и заключается ответ, – проговорила она.
– На какой вопрос?
– На вопрос, можно ли нам жить. И ответ – отрицательный. Хуже чем отрицательный.
– Хуже отрицательного ничего не бывает, – вяло возразил Джек, сам прекрасно понимая, насколько неубедительно звучат его слова.
– Она нездорова?
– По-видимому. Паранойя плюс мания преследования. Все, что зацепит ее лягушачий взгляд, тут же становится звеном в цепи всеобщего заговора.
– Но теперь, – вздохнула Марша, – ей не о чем беспокоиться. Потому что она впервые в жизни может сокрушить любой заговор.
Прихлебывая обжигающий кофе, Гамильтон рассуждал:
– Думаю, она действительно верит, что создала копию истинного мира. По крайней мере, своего. Боже правый, ее истинный мир запросто переплюнет самый лютый глюк алкаша или торчка!
Он с минуту помолчал, затем продолжил:
– То, что она сотворила с Балдой… Маньячка, очевидно, решила, что с ней проделали бы то же самое, попадись она в лапы воображаемых врагов. Натуральная фобия. Она свято верит, что все решается именно таким способом.
Поднявшись, Джек обошел комнаты и приспустил шторы. Солнце уже село. Пустынные улицы окутала темень.
Джек открыл ящик стола, достал пистолет 45-го калибра и принялся набивать обойму.
– Она глубоко заблуждается в собственном всевластии.
Он сунул оружие во внутренний карман пальто. Пальто оттопырилось бугром на груди.
Марша грустно улыбнулась:
– Ты похож на бандита.
– Я частный детектив.
– А где твоя секретарша с шикарным бюстом?
– Это ты, – улыбнулся Джек.
Марша застенчиво подняла руки:
– А я все гадаю: заметит муженек, что жена… в норме?
– Уже заметил.
– И как?.. – лукаво спросила она.
– Придется терпеть. Во имя былых времен.
– Так странно… Чувствую себя почти толстухой.
