— В частной коллекции, разумеется. Как сказала бы Фёкла, дикие деньги на аукционе заплатил. Не правда ли, наша красавица успешно занимается клонированием? Не зря в командировку на Ближний Восток — в любимый ею ХХ1 век! — летала на Машине Времени, да?
— Не уводите разговор в сторону, как сказала бы та молоденькая Клониха! Читаем Ваше приобретение, господин Профессор? Только я все равно не поняла, зачем Вам это надо.
— Всё впереди, уважаемая Елена Владимировна! Нас с Вами не случайно наградили Бессмертием — Мы должны освободить Родину от Клонов. А Детишек — от сомнений…
— Я всегда знала, что Вы владеете и телепатией, и способностью читать чужие мысли не только по лицу, но и на расстоянии, но не до такой же степени…Впрочем, читаем, да?
Глава 4.
"Спор двух культур или простейшее неряшество?
— Элементарно, Ватсон! Меня тоже обвинили черт знает в чем, а дело просто в отсутствии гласности. Чтобы я, потомственный дворянин, забегал бы, как мелкая шавка, в поисках куска пожирнее? Смешно! Надо сказать, — вспомнилось кстати — давно уже… была у меня в друзьях знаменитая семья, так вот там муж звал свою супругу Смешулей, потому что её любимым словечком было вот это самое "смешно". Она им, как Макаренко, пользовалась постоянно, употребляя в 300 разных значениях, и дети её, а на сегодняшний день их более тысячи, отлично понимали, как и этого незаслуженно оплеванного замечательного педагога с его всего лишь — порой! — "да" или "нет"..
— Вы, кажется, несколько отвлеклись, господин Глеб?…
— Элементарно, Ватсон! Это Вы отвлеклись. Нынешним молодым не хватает ума — пардон, Мадам! — следить за речью человека, у которого хотя бы чуть больше двух извилин. Ваша сестра, Госпожа, тоже сказала, что первый номер "Иностранки" — это кухня. Боюсь, её внук, этот несравненный Васечка, "сразу врубился, что речь идет о месте, где бабуля его так славно ублажает: бутербродики разные нарубит, пол в роскошном особняке десять раз вылижет, не возражает, когда стрелку на участке назначают и ее цветы вытаптывают, в общем, полный отпад, одно удовольствие на этой самой кухне с братками в войнушку резаться"…
— Господи, остановитесь, мсье Глеб, что с Вами?! Василий никогда так не говорит и не мыслит!
— И что, разве вы знаете, как он с приятелями разговаривает? А уж мыслит! Нам, немолодым, совсем не известно, что в головах у этих милых прагматиков! Впрочем, "все это имеет прямое отношение к существу вопроса". Я правильно излагаю, Елена Владимировна?
— Разумеется, господин Глеб. У Вас иначе не бывает.
— Ох, уж эти мне женщины! Жить не могут без своих любимых шпилек! Не зря, не зря муж, госпожа Елена, запрятал Вас на Сахалине, чтобы… это прелестное чудовище не мучило бедных соотечественников на родине.
— Ой — ой — ой — вас измучаешь! Да любой из незабвенных соотечественников так осыплет нас Вашей любимой ненормативной лексикой, что не знаешь, куда спрятаться от стыда. Смешно! Может, все же вернемся к существу спора?
— Вне всякого сомнения…О, Ваше благородие пожаловали к утреннему чаю! Приветствую! Как спалось?
— Полно тебе, Глеб…Вечно со своими подковырками… Я вот слышал, вы с утра пораньше чуть не подрались из-за какого — то Васечки. (Спасибо, детонька, ты всегда обо мне заботишься…)
— Как Тефаль…
— Сын!
— Да он шутит, ласточка! Не сердись, ишь, уже и морщинка недовольная меж бровями обозначилась…
— Эту привычку все её ученики знают, дедушка! Как нахмурится, весь 11А нос в лекционные тетрадки сразу утыкает, сам видел!
— В детстве, что ли? Когда мама тебя с собой в интернат на занятия таскала? Нет, чтобы, как все нормальные жены генералов, мальчиков на собственной даче эксплуатировать, так она их по воскресеньям шаньгами да разборниками угощала, а в простые дни, как мужичка, тащила ребенка в школу на занятия, если садик не работает…
— Или коли я притворюсь больным! Мне просто очень нравилось к маме на уроки ходить! Наташка Середа со мной вечно нянчилась! Урок математики закончится, все несутся к бывшему директору, ныне инвалиду войны, заслуженному Учителю, с вопросами по контрольной, а смешливая Наташка, выслушав пару комменатариев, говорит: "Пингасибо, Елий Моисеевич!" А на вопросительный взгляд математика — из — под кустистых бровей! — заливисто хохочет: "Пингасибо — значит, спасибо! Так сын Елены Владимировны выражается! А "сосулька" у него "хахулька"! И ни за что не догадаетесь, что значит пингалин!!!"
- И что же?
— Тут Витя Гусарин, ну, знаешь, дед, наш древнерусский богатырь, басом вступает — троечник, заметь! а какая демократия была тогда в школе! — так вот он поясняет Елию Моисеевичу: "Пингалин — это шпингалет!" (Все дружно смеются).
— Сынуля, ты, кажется, что-то об Иитернете говорил, какие-то срочные дела.
— Нет уж, нет уж, мамочка! Я дослушаю дядю Глеба, мне тоже интересно узнать, что это, борьба двух культур или элементарное неряшество в поступках и в душах…
— По какому случаю спор, дружок?
— Да соседка, Марья Семеновна, опять причитает: " Никакого сладу с парнем нет! Тридцать пять скоро, а не женится, все на переменных гоняет, а стала говорить, окрысился. Дома палец о палец не ударит. Я который день на диване лежу, дикая гипертония, лекарства пить нельзя, аллергия, а он с работы придет, подавай ему каждый день колбасу, лучший майонез, сгущенку, кофе самый дорогой! Думает, я деньги печатаю! А сам чашку после себя не вымоет, в кухне окно не откроет, чтоб проветрить. Все соседи ругаются, у нас же дом бывший КГБ-шный, теперь все крутые живут, на "мерсах" домой обедать ездят…Думают, мы с сыном тайные богачи, купили квартиру, а у нас же съемная… Вот он у меня и выпендривается… Я уж и так, и эдак, а он все равно каждую пятницу на бровях приходит. Да еще на меня голос повышает! А тут я, чтоб его ублажить, ночью тихонько творожную шаньгу и пиццу испекла, чтоб он позавтракал плотно и на работу взял, так нет, изобразил оскорбленное достоинство, кофе свой черный попил и удалился, а у меня с горя опять давление поднялось… Умереть бы лучше! Ведь квартирой попрекает, а я, как каторжная, на него работаю. Ничего не замечает. На ближнем Востоке жили, насмотрелся на арабов, как они с женами обращаются, а я же мать, разве можно каждый день мне в душу-то плевать!"
И она залилась слезами. Все бросились ей успокаивать.
Спор о борьбе двух культур и элементарном неряшестве разрешился сам собой.
Эжени Тори."
— И как Вам эта статья?
— Потрясающе! Обсудим?
Прежние тёплые отношения восстановились сами собой после бурной дискуссии по поводу прочитанного всеми на кафедре материала…