Ребятишки швыряли в нее конфетными обертками, те исчезали прямо на лету. "Обыщи меня!" — орали они, и сразу у них, в карманах, что ни к чему не годилось, исчезало бесследно. Был там один тип с битком набитым портфелем, так этот портфель в одну секунду стал пустой. Кое-кто, конечно, визг поднял, как лишился усов или бороды, — ну, мы втолковали, что им эти заросли на лице ничего не прибавляли; ежели б все эти их украшения имели хоть мало-мальскую ценность, машина их ни за что бы не тронула. Мы им показывали на других, у которых кусты на лице остались в целости и сохранности; эти, что бы там за своим кустарником ни скрывали, но уж им-то шерстяной покров, видать, требовался.
— Могу ли я установить одну такую машину дома и когда? — спрашивает одна дама.
— Завтра, за сорок девять девяносто пять вместе с установкой, — отвечаю я ей. — Наша машина, мадам, избавит вас от всего бесполезного. Она ощиплет вам курицу и кости из мяса вынет вместо вас. Она вам все старые любовные записочки в вашем письменном столе изничтожит, оставит только письма от ребят, которые имели в виду именно то, что писали. Она избавит вас от тридцати фунтов лишнего веса в самых стратегических местах, так что, по справедливости, мадам, одно только это окупает ее цену. Она выбросит все старые пуговицы, которые ни на что не годны, и все семена, которые никогда бы все равно не взошли. Она вам ликвидирует все, что ни к чему не пригодно.
— Эта машина способна выносить моральные и этические оценки, — просвещает Морис народ. — Она способна выдвигать и обосновывать категории.
— Морис мой компаньон, — говорю я всем, — Мы выглядим одинаково и думаем одинаково. Мы даже говорим одинаково.
— Если не считать того, что я выражаюсь иератически, а он — демотически, — подтверждает Морис. — Перед вами единственный аннигилятор в мире, который способен делать полные философские заключения. Это непогрешимый судия, который сам определяет, что в мире приносит какую-либо пользу, а что — нет. И все бесполезное он аккуратно ликвидирует.
Ребята, люди все утро так и перли посмотреть нашу машину. Только после полудня это наводнение чуток пошло на убыль.
— Интересно, сколько народу побывало у нас в киоске за утро? — говорит мне Морис. — Я бы сказал, тысяч десять.
— А мне гадать ни к чему, — говорю я. — Вошло девять тысяч триста пятьдесят восемь, Морис, — говорю я ему, потому что я всегда машинально чего-нибудь считаю. — И вышло девять тысяч двести девяносто семь, — продолжаю я, — не считая тех сорока четырех, которые и сейчас здесь околачиваются.
Морис улыбается.
— Ты ошибся, — заявляет он, — у тебя цифры не сходятся.
И вот тут, чувствую, волосы у меня на затылке становятся дыбом.
Я, когда считаю, никогда не ошибаюсь, и вот я вижу, что наша Прожорливая Красотка тоже не ошибается. Порядок, сейчас уже поздно делать вид будто ошибся, особенно ежели к этому не привык, но, может, еще есть время убраться с пути урагана, пока он не налетел?
— Кончай куковать, — шепчу я Морису, — пишись в бродяги, выходи на щебенку!
— Же нэ компренэ[10], — отвечает Морис, что значит "сматываем удочки, ребята", только по-французски, и дает мне тем самым понять, что он все усек.
Тогда я на высокой скорости удаляюсь из помещения ярмарки, а мой Морис несется позади с такой легкостью, что его и не слышно. Тут как раз флаер-такси собирается отчаливать.
— Прыгай на подножку, Морис! — подаю я ему сигнал, и сам прыгаю, цепляюсь когтями за хвостовое оперение, и мои ноги уже болтаются в воздухе. Теперь надо глянуть, что там с Морисом. Что с Морисом, ха! Да его и в помине нету! Он вообще рядом со мной не бежал, оказывается! Я оглядываюсь, и тут вижу через окно, как он там опять заводит свои песни.
Ну и история! Чтобы мой компаньон, который на меня похож, точно две черепушки из-под одной шляпы, — и не понял мой намек!!
В аэропорту я ныряю на воздушный грузовоз, который как раз отлетает в Мехико.
Мне чемоданов паковать не приходится. Я так скажу: ежели человек не привык постоянно иметь при себе двухлетний прожиточный минимум — в виде этих зелененьких бумажек с кудрявыми завитушками в заднем кармане, — такой человек, значит, не приспособлен встретиться с Судьбой один на один! Через тридцать минут я уже сижу в отеле в Куэва Покита, и все удовольствия к моим услугам. Тогда я хватаю свой Воксо, чтобы послушать, что мне сигналит мой Морис.
— Почему ты мне не сказал, что Пантофаг аннигилирует людей? — говорит он вроде бы с испугом.
— Я тебе все сказал, — говорю я. — Девять тысяч двести девяносто семь прибавить сорок четыре не дает девять тысяч триста пятьдесят восемь. Ты это сам заметил. Как там дела в родных краях, Морис? Вот юмор получился!
— Тут не юмор! — говорит он вроде как с отчаянием. — Я заперся в маленькой кладовке, где ведра и веники, но эти люди собираются взломать дверь. Что мне делать?
— Э, Морис, да объясни ты им, что те, которых машина прибрала, все равно ни на что не годились. Ведь наша машина не ошибается.
— Сомневаюсь, удастся ли мне убедить в этом родственников пострадавших. Они жаждут крови. Они уже ломятся в дверь, Спейд! Я слышу, они там кричат, что повесят меня.
— Скажи им, что веревка должна быть новехонькой, иначе ты не согласишься! — говорю я ему. Это такая старая шутка. И выключаю свой Воксо, потому как Морис больше ничего не говорит, только вроде булькает там, а чего он этим бульканьем хочет сказать, мне невдомек.
Такие истории быстро сходят на нет, стоит людям повесить одного кого-нибудь для собственного удовлетворения. Так что я теперь уже опять в городе и опять ворочаю в голове всякие новые идеи, ровно кучу камней перекатываю. Только Прожорливую Красотку я больше делать не стану. Слишком у нее логика опасная, и вообще она свое время слегка опережает.
Я нынче ищу себе нового компаньона. Заглядывайте к Грогли, ежели вас это интересует. Я там появляюсь каждый часок или около этого. Мне нужен парень, похожий на меня, как две шеи в одной петле… тьфу, черт, с чего это у меня вдруг такие мысли! — нет, попросту парень, который выглядит, как я, и думает, как я, и говорит тоже, как я.
Вы прямо валяйте и спрашивайте Джо Спейда.
Только поимейте в виду — парень, которого я возьму в компаньоны, должен быть такой, чтобы сразу меня понимал, ежели придет время сматывать удочки.
Перевод Р. Нудельмана
Керан Свисегуд, подающий надежды молодой Специалист по Особым Аспектам, имел, как и все Особые, одну раздражающую привычку. А именно, он все время задавался вопросом: «Каким образом все началось?»
