Закончив мысленно последнюю строчку, Арбен глубоко вздохнул, словно пробуждаясь от сна, пригладил ладонью растрепанные волосы.
А вот и Линда!
Девушка еще издали помахала ему рукой, и Арбен, выбравшись из толпы болельщиков, пошел ей навстречу.
— Что у тебя с рукой? Почему повязка? — спросила Линда, когда они двинулись в боковую аллею, где находилась «их беседка», раз и навсегда облюбованная молодыми людьми.
— Поранился, — нехотя ответил Арбен и отвел взгляд в сторону.
— Сильно? — встревожилась Линда.
— Пустяки.
— В Уэстерне?
— Да.
Ажурная беседка оказалась свободной, и они выбрали солнечную сторону, ловя последние лучи уходящего лета.
Линда с тревогой посмотрела на его осунувшееся, скорбное лицо.
— У тебя неприятности?
— Неприятности — мое обычное состояние, — ответил Арбен со слабой улыбкой.
Линда поправила на коленях сумочку.
— Ты не потеряла записную книжку?
— С чего ты взял?
— Просто так, пришло в голову… Не хотелось бы, чтобы ее читали чужие.
Они помолчали, глядя на ребятишек, которые водили хороводы вокруг одиноко стоящего клена.
— Послушай, Линда, что бы ты сказала, если я… исчез? — проговорил Арбен.
— Исчез? — не поняла Линда.
— Да.
— Ты уезжаешь?
Арбен покачал головой.
— Не то, цыганочка. Вообще-то я и рад бы, но от себя ведь не уедешь. Нет, я о другом. Что, если бы я совсем исчез? Ну, как говорится, растворился в небытии?
— Брось говорить загадками, Арби, — попросила не на шутку встревоженная Линда.
— Я говорю по существу.
— Как ты смеешь! — выпалила Линда и схватила Арбена за руку. — Я понимаю, тебе сейчас плохо. Но все равно это великий грех…
— Я не собираюсь впадать в грех.
— Я тебя поняла, Арби. Ты решил покончить с собой. Разве ты не знаешь, что жизнь дарована нам…
— Успокойся, — перебил Арбен. — Я вовсе не помышляю о самоубийстве.
— Ну, тогда выкладывай, что ты задумал, — приказала Линда.
Арбен замялся.
— Ну?
— Видишь ли, ансамбль микрочастиц, которые расположены в определенном порядке…
Линду осенило:
— Тебе предлагают опасную работу?
— Вроде того.
— И нельзя отказаться?
— Можно.
— Тогда откажись, Арби. — Линда пристально глядела на него:
Мимо беседки проехал на автокаре мороженщик. Арбен проводил машину взглядом.
— То, о чем идет речь, очень важно для меня, — произнес он, когда пестрый, сплошь оклеенный рекламными листами автокар скрылся за поворотом. — Жажда познания превыше всего!
— Говори яснее, Арби.
— Поверь, цыганочка, я не могу все сейчас сказать тебе, но если дело выгорит, будет отлично.
— В твоем нынешнем состоянии ты не можешь браться за опасное дело.
— Именно в моем состоянии это необходимо.
— И ты можешь в результате, как это ты говоришь… исчезнуть?
— Это в худшем случае.
— А в лучшем?
— В лучшем — я открою новый мир… Я хочу подготовить себя к героическому полету…
— Так и говори! Ох, и путаник же ты, Арби! Исчезну, исчезну!.. Ты задумал сделать себе пластическую операцию? Угадала? Признавайся!
— Пластическая операция, — медленно повторил Арбен, отвечая каким-то своим мыслям. — Пожалуй, верно. Только не лица, а души.
— Ты говоришь загадками, как Ньюмор.
— При чем здесь Ньюмор? — вдруг закричал Арбен, да так, что девушка вздрогнула.
— Тихо, Арби, милый, — испуганно произнесла Линда. — Я не думала тебя обидеть.
Он успокоился так же неожиданно, как вспылил. Он сидел вялый, поникший, безвольный. «Словно обреченный», — подумала Линда.
— Сыграем? — предложила она, чтобы отвлечь Арбена от неприятных мыслей.
— Давай, цыганочка, — оживился Арбен. — Я сегодня в форме. Придумывай тему.
Игра состояла в том, что Линда задавала тему, а Арбен тут же импровизировал.
Девушка задумалась.
— Осень, — сказала она. — Мне сейчас привиделось: осень — это я. Бреду по дорогам, из рощи в рощу, из города в город, смотрю в небо, затянутое тучами, осыпаю с деревьев пожелтевшие листья, стучусь в дома и говорю: люди, готовьтесь к зиме, холоду, снегу. Зима будет суровой… Не все переживут ее. Я бреду босая, ноги мои изранены, и мне зябко… — повела Линда плечами. — Бреду — и нет конца моему пути…
— Хорошо! — жестом остановил ее Арбен и потер лоб, сосредоточиваясь.
Знакомое сладкое и тревожное чувство, испытанное полчаса назад, снова охватило его, и он медленно начал:
Босоногая осень брела по болотам,
Оставляла слезинки на травах колючих
И стояла подолгу, следя за полетом
Улетающих птиц и скучающих тучек.
Зябко кутала белые плечи в туманы,
Понапрасну стучалась в холодные зданья
И смотрела на горы, леса и поляны,
Опаленные кротким огнем увяданья.
А ночами украдкой она уходила
От тропинок подальше, в тягучую роздымь,
И, вздыхая от жажды, до света ловила
Запрокинутым ртом водянистые звезды.
— Молодец, Арбен. — Линда поцеловала его.
— Придумай еще тему.
— Не надо, — встревожилась Линда.
— Я прошу тебя, Рыжик, — настаивал Арбен. — Я чувствую такой. прилив сил, что готов мир перевернуть, как Архимед. Только дай мне точку опоры. Ну?..
— Ты губишь себя.
— Линда!
— Ладно, — сдалась девушка. — Только сочини немного, строчки четыре, не больше.
— Я жду.
— Помнишь, как ты в прошлый раз провожал меня домой? Мы стояли подле парадного, над крышей висела луна, а потом на луну набежала небольшая тучка и закрыла ее середину, и ты сказал, что…
— Луна напоминает баранку.
— А потом на карнизе дома появилась кошка, — продолжала девушка. — Пушистая-пушистая. Она шла медленно и обнюхивала карниз. А потом остановилась и посмотрела на нас. Помнишь, что ты сказал?
— Что кошка — это не кошка, а житель чужой планеты, который впервые увидел землян.
— На всю эту картину тебе дается четыре строки.
— Рифмы должны быть?
— Желательно.
Арбен сцепил пальцы рук, задумался, и прочитал чуть нараспев, подражая пастору методистской церкви:
Дремлет лунная баранка,
И, с презреньем глядя вниз,
Кошка-инопланетянка
Дегустирует карниз.
— Браво, Арби, — не удержавшись, Линда несколько раз хлопнула в ладоши. — Ты сегодня превзошел себя.
