Поколебавшись секунду, он перекинул одну ногу через барьер и перелез наружу. Очевидно, он собирался спастись, перебравшись в соседнюю ложу. Едва не упав, он дотянулся до края ложи. Две женщины из той ложи, откуда он выбирался, одновременно схватили его за другую руку и оторвали от барьера. В течение страшно долгого момента он балансировал там, взмахивая руками и пытаясь найти равновесие, но не смог и рухнул, заваливаясь на спину.
Джейн вцепилась в Лейлу, закусив губу, чтобы не закричать. В этом не было необходимости: почти все в зале кричали…
Дома Джейн сидела, долго глядя на телефон. Наконец она сняла трубку и позвонила к себе в офис.
– О Дон. Я насчет того мужчины в Каунтис-театре этой ночью. Тебе что-нибудь известно? – спросила она изменившимся голосом.
– Разумеется. Я пишу некролог, – ответил беспечный голос. – Что ты хочешь узнать?
– Просто… – начала она неуверенно. – Просто, кто он такой… ну и прочее.
– Парня звали Десмонд Хейли. 35 лет. Много всяких степеней и званий, главным образом относящихся к медицине. Практиковал как психиатр. Написал кучу книг. Самая известная: «Психология толпы и коммуникативная истерия». Последняя публикация в списке – статья, нашпигованная, по общему мнению, напыщенным вздором, под названием: «Коллективные галлюцинации». Он жил… Эй, что-нибудь не так?
– Нет, все так, – ответила Джейн, с трудом произнося слова.
– Мне показалось… словом, ты, может быть, его знала или…
– Нет, – сказала Джейн так твердо, как могла. – Нет, я его не знала.
Крайне бережно ока положила трубку. Медленно прошла в соседнюю комнату, бросилась на постель и отдалась потоку слез.
И кто может сказать, как много слез было пролито ими, оплакивающими сон, который не придет ни сегодня ни завтра…
Умирать в семнадцать лет ужасно романтично, если, конечно, при этом соблюдать все надлежащие приличия. Лежишь вся такая красивая, хоть и немного бледная, с одухотворенным лицом, утопая в подушках; оборочки нейлоновой сорочки выглядывают из-под ажурной шерстяной кофточки; волосы мерцают в свете ночника. Тонкая рука покоится на розовом шелке одеяла…
А какая выдержка, какое терпение, благодарность ко всем проявляющим о тебе хоть малейшую заботу, полное прощение докторам, чьи надежды ты не оправдала, сочувствие к оплакивающим, смирение, твердость духа… Нет, это все просто восхитительно, печально-романтично и не так уж страшно, как принято считать, особенно, если ни минуты не сомневаешься, что попадешь прямо в рай. А в этом Аманда не сомневалась никогда.
Как ни старалась, она не могла припомнить о себе ничего заслуживающего упрека. Те два или три мелких грешка, совершенные в раннем детстве, вроде подобранной на улице монетки, на которую она купила конфет, или яблока, свалившегося с телеги прямо ей в руки, или даже страх признаться в том, что это она воткнула булавку в стул Дафнии Дикин, не станут препятствием, уверил ее преподобный отец Уиллис, к тому, чтобы ей выдали пропуск прямо в рай. Таким образом получилось, что у нее даже были некоторые преимущества перед теми, кому предстояло прожить долгую жизнь и не раз согрешить. Забронированное место в раю, безусловно, должно было компенсировать ранний уход из жизни.
Однако ей очень хотелось представить, что же ожидает ее на небесах.
Хотя преподобный отец Уиллис был совершенно уверен в существовании рая, он говорил о нем лишь в общих чертах, не вдаваясь в подробности и стараясь увильнуть от настойчивых расспросов Аманды.
По правде сказать, получалось, что все окружавшие Аманду или ничего не знали о рае, или отказывались обсуждать его устройство. Так лечивший Аманду доктор Фробишер признавал свое полное невежество в этом вопросе и всегда старался направить беседу в менее, как он выражался, мрачное русло, хотя Аманда никак не могла взять в толк, почему разговор о таком волшебном месте, как рай, считался мрачным. Примерно то же самое получалось и с мамой. Стоило Аманде завести речь о рае, как глаза миссис Дэй затуманивались, она лепетала что-то невразумительное и тотчас предлагала дочери побеседовать о чем-нибудь более веселом.
Но, несмотря ни на что, все-таки было приятно сознавать, что тебя признали достойной рая и никто об этом даже не спорит. Ее болезнь кто-то назвал медленным угасанием, но самой Аманде приятнее было думать о себе, как о цветке, роняющем лепестки один за другим, пока однажды не останется ничего, а все вокруг будут плакать и говорить, какой она была терпеливой и мужественной и как теперь ей должно быть хорошо на небесах…
И, наверно, так бы оно и было, если б не привидение. Сначала Аманда даже не поняла, что это привидение. Когда она проснулась ночью и увидела кого-то стоящего у двери, ей подумалось, что это ночная сиделка. Потом она сообразила, что на сиделке, вероятно, кроме шелковых трусиков и коротенькой комбинашки должно быть надето еще что-нибудь и к тому же вряд ли в темноте ее было бы так хорошо видно. Заметив Аманду, привидение несколько удивилось.
– Ах, простите, пожалуйста, за вторжение, – сказало оно, – я думала, что вас здесь уже нет, – и повернулось, чтобы уйти.
Привидение оказалось на редкость нестрашное – девушка с приветливым лицом, рыжеватыми волосами и широко открытыми глазами. У нее были очаровательные ручки и ножки, а фигурке могла позавидовать всякая женщина.
Аманда подумала, что девушка старше ее лет на семь или восемь.
– Пожалуйста, не уходите, – повинуясь мгновенному импульсу, попросила Аманда.
Привидение обернулось с некоторым удивлением.
– А вы не боитесь меня? – спросило оно. – Знаете, люди обычно так пугаются, что даже визжат.
– Непонятно, почему, – сказала Аманда. – Но мне-то вообще пугаться нечего, я сама, наверно, скоро стану похожей на привидение.
– Ну, что вы, – вежливо возразило привидение.
– Садитесь сюда, – пригласила Аманда, – если вам холодно, можете завернуться в одеяло.
– К счастью, холод меня не беспокоит, у меня совсем другие заботы, – ответило привидение и уселось на край постели, изящно закинув ногу на ногу.
– Меня зовут Аманда, – представилась хозяйка.
– А меня Вирджиния.
Последовала небольшая пауза.
Аманда сгорала от любопытства, наконец не выдержала и спросила: – Простите, если я задаю бестактный вопрос, но как это случилось, что вы стали привидением? Ведь обычно после смерти люди сразу попадают либо в одно место, либо в другое, если вы понимаете, что я имею в виду.
– Да, понимаю: либо в рай, либо в ад, но все это не так просто, как вам кажется. Вот у меня, например, особый случай: пока что я нечто вроде перемещенного лица. Мое дело все еще в стадии рассмотрения – вот я и блуждаю, пока они там наверху решат, что со мной делать.
