Также попытки монтажа направленного против англичан похода в Индию в союзе с Персией (1807 г.), а потом и с Россией (после Тильзита), пошли прахом, всякий раз перебитые английским золотом.
13 Название это взялось от района Тай Сон (Западные Горы), где в 1772 году вспыхнуло народное восстание "тайсонов".
КОРОЛЬ ЧЕРВЕЙ
1761
СЕЛИМ III
1808
ТЕНЬ ВЕЛИКОЙ ОДАЛИСКИ
Всякий, кто хорошо знает турецкую политику,
прекрасно понимает, что направления ее рождаются
в гаремах.
(Пьер Руффен, многолетний французский дипломатический
агент в Константинополе наполеоновского времени)
1
В окончании предыдущей главы призраком промелькнула гаремная наложница. И так уже до самого конца этой галереи королей из круга Ислама одалиски нас не покинут. Этот же феминистический путь приведет нас к следующей части, чисто женской, посвященной четырем дамам моих ампирных увлечений.
Чисто формально, начинающаяся глава посвящена султану Селиму III. Но только формально. На самом же деле - это не он является здесь фигурой первого плана.
2
Нападение Наполеона на Египет по сути своей был агрессией, направленной против турецких владений, поскольку земли фараонов тогда входили в состав оттоманской империи. Французские словесные декларации симпатии по отношению к Порте не могли изменить этого факта, так что ничего удивительного, что султан Селим III высылал против Бонапарте одну армию за другой, и что французский посол в Константинополе, Пьер Руффен, был посажен в замок Семи Башен. Странным было за то, особенно для британской, австрийской и российской дипломатии, что султан посылает все эти армии неохотно, под нажимом собственных министров, что турецкий посол в Париже, Эс Сейид Али, не был отозван, и что при султанском дворе действуют какие-то странные силы, вызывающие то, что падишах не проявляет особой ненависти к человеку, который как раз сейчас захватывает его владения. Удивление это должно было длиться еще долгие годы, подпитываемое все более непонятными маневрами Селима III.
Почти сразу же после окончания египетского похода, Селим III удивил своих предыдущих союзников мирными жестами по отношению к Парижу, на которые Франция ответила крайне тепло. Собственно говоря, это можно было бы объяснить гневом султана относительно России, которая все более явно пыталась захватить Молдавию и Валахию, но английская разведка (намного более эффективная в то время в сравнении с российской и австрийской вместе взятыми) постепенно начинала догадываться, что на самом деле все гораздо сложнее, либо - если кто так считает - гораздо проще. С этого мгновения люди из Интелленджис Сервис начали разыскивать скрытую пружину профранцузских симпатий в закоулках сераля падишаха.
Эти симпатии привели к тому, что уже 9 октября 1801 года Талейран и Эс Сейид Али подписали в Париже предварительные мирные соглашения. Послы Англии и России в Константинополе делали все возможное, лишь бы не допустить нарождающийся альянс, только им не удалось взять ни единой карты противника в той игре, которую сами же и задумали. До сих пор, как правило, британское золото всегда творило "чудеса", а вошедшая в поговорку подкупность турецких чиновников вместе со слабостью характера Селима III, казалось, должны были стать союзниками Альбиона. Но здесь - о чудо! - все усилия были напрасными, все та же таинственная сила всякий раз перебивала любой ход русских и англичан, которые бессильно глядели, как отношение султана к Консулу превращается в увлеченность, если не во что-то большее.
Дело окончательно открылось, когда Наполеон выслал в Константинополь своего доверенного ученика, молодого корсиканца, драгунского полковника Хораса Себастьяни. Себастьяни вез письмо от Консула падишаху, в котором, среди всего прочего, было такое предложение: "Я был бы весьма рад отстроить ту старую дружбу, которая выстояла уже много столетий, и всегда была полезна для наших двух держав (...)". Селим III ответил чрезвычайно сердечно, тем самым положив конец англо-российским интригам, и 25 июня 1802 года в Париже между Францией и Турцией был заключен мирный договор.
Наиболее болезненно почувствовали его англичане, ведь ни для кого рост могущества Наполеона не был столь опасен, как для них, и только они начали догадываться, кого же следует благодарить за этот удар. Британская разведка упоминала о таинственной женщине в султанском гареме, чему вначале Лондон не верил, ибо вся история настолько отдавала "романом", что поверить в нее было просто невозможно.
3
В течение нескольких последующих лет альянс все же не приносил тех плодов, которых можно было от него ожидать. Замешанная в сложнейшие политические игры Турция, опасаясь за Молдавию и Валахию, но еще больше боясь мятежной Сербии, лавировала, имея за спиной российскую мощь (в то время, как Наполеон со всеми своими замечательными словами находился ой как далеко) и несколько раз (в том числе, и по вопросу князя д'Энгьена) поддержала Россию против Франции. Не без значения был здесь и тот факт, что более половины министров, заседавших в турецком Диване, были подкуплены Россией и Англией. Потому-то таким изумлением для России (а более всего, для министра Чарторыйского) стал новый профранцузский поворот в турецкой политике, увенчанный гарантиями нерушимости Турции в франко-прусском трактате от 15 декабря 1805 года.
В 1806 году, когда после Руффена послом Франции в Константинополе был именован Себастьяни (к тому времени уже дивизионный генерал), турецко-французские дипломатические отношения сцементировались в горячую дружбу, а личное отношение Селима III к Наполеону начали принимать черты мистического поклонения. Это уже не было увлечением, но братской любовью одного монарха к другому, в политике вещью крайне редкой. Хотя англичанам и русским в это время удалось поднять на мятеж против монарха янычар и иерархию мусульманской церкви, организовать несколько заговоров и бесчисленное количество антифранцузских интриг - султан, во всех остальных вещах колеблющийся, в верности к Наполеону оставался стойким. Еще не так давно сомневавшийся в праве корсиканца на императорский трон, теперь он писал ему многословные письма, титулуя "Великим Императором и Падишахом французов" и словно ребенок радовался, получая из рук Себастьяни ответы, в которых Бонапарте обещал ему далеко идущую помощь с целью возврата фактической власти над Молдавией и Валахией1.
У британской разведки к тому времени имелись крепкие доказательства, свидетельствующие, что профранцузской политикой Селима III управляет ближе неизвестная одалиска европейского происхождения. Но опять же, когда агенты донесли, что она, скорее всего, состоит в родстве с императрицей Жозефиной, лондонское правительство посчитало это фантастической сказкой, придуманной, вероятнее всего, французским "Секретным Кабинетом" или же самим Фуше.
