Богатыри наши обиду проглотили, ибо помнили, что посланцами едут.
Агигульф решил о другом поговорить и спросил, не сохранилась ли голова от того чужака. Гепид отвечал: нет, не сохранилась. Сожгли вместе с головой - так старейшины велели.
Агигульф с минуту молча ехал; после же решился и сказал, что, мол, у него тоже подобный случай был.
И замолчал значительно.
Гепид спросил, что за случай. Агигульф вместо ответа голову из мешка достал и гепида поразил. И сказал, что ради этой головы и едет. Возле нашего села тоже чужаки объявились, вот старейшины и послали лучших воинов с гепидскими старейшинами разговаривать.
А потом возьми да и спроси того гепида: не ваш ли часом под мой боевой топор подвернулся?
Гепид голову двумя руками принял, за щеки взял, долго вглядывался, поворачивал так и эдак, после назад вернул Агигульфу со словами: нет, незнакомый. А после добавил: "А с чего ему нашим быть, у нас в селе, кроме Скальи, и не помирал никто. А это не Скалья".
Так втроем, дивясь и беседуя, в село и приехали.
Со старейшинами был разговор, продолжал Агигульф. Старейшины рассказ того гепида подтвердили: да, ходят здесь в округе чужие. Для того и дозор вперед села выслали, что те из наших, кто бортничает, говорят, что кто-то мед крадет.
Тут дедушка Рагнарис спросил: "А задержались-то вы с Валамиром почему?"
Дядя Агигульф сперва не хотел говорить, а после сознался. На свадьбу они попали ненароком. От приглашения особенно не отбивались, да и невежливо это, ведь посланцами приехали. Так они с Валамиром рассудили.
Дедушка Рагнарис спросил, так ли они безобразничали на той гепидской свадьбе, как обычно безобразничают, когда с Валамиром бражничают. На что дядя Агигульф ответил, что хуже. Спохватился и пояснил: "Не мы хуже, а гепиды хуже. Гепидское бражничанье - свинство одно. Ни в чем гепид удержу не знает. А мы с Валамиром старались не отставать, не посрамить чести села нашего." Дедушка Рагнарис спросил: "Убили кого-то, что ли?" Но дядя Агигульф клялся, что смертоубийства не было.
Дедушка велел рассказывать все, как было. Гепиды дядю Агигульфа с Валамиром дразнили и все кричали, что готы, мол, веселиться не умеют, что у готов, мол, свадьба от похорон не отличается: одно кладут в другое. Особенно же Сьюки, старый хрыч, старался. Да и историю с исходом из Скандзы этот гепидский дед иначе рассказывает, добавил дядя Агигульф, только мы с Валамиром ему не поверили.
Когда невеста с женихом в покои свои ушли, всем прочим гостям без брачной пары скучно стало. Тут дядя Агигульф с Валамиром себя и показали. Позвали девку из прислуги, велели тряпок и соломы принести. Та притащила, палец в нос засунула, стоит и глядит - что воины удумали. Не снасильничать ли ее хотят.
Но не таковы богатыри готские, чтобы гепидскую замарашку прилюдно насиловать. Иное на уме у них было.
Из тряпок и соломы куклу свернули, сиськи ей сделали побольше, а сверху голову мертвую насадили. И оженили Агигульфа на бабе этой соломенной, а Валамир жрецом был, а заодно и годьей. Сьюки, хрыча старого, гепиды дразнили, чтобы он домой к себе сходил, зерна принес - молодых осыпать. Сьюки же уходить не хотел и зерна жадничал. Но тут нашелся Валамир-умница. Сказал Сьюки, что негоже такому человеку жадничать. Боги явственно показали ему, Сьюки, свое благоволение. Ниспослали сыну его младшему священную ярость, стало быть, он, Сьюки, любимец Вотана.
Тут Агигульф приревновал и заревел, что он, Агигульф, любимец Вотана, а не какой-то там Сьюки. Дедушка Рагнарис говорит, что Агигульф - любимец Вотана.
Валамир и тут не растерялся. В нашем селе, сказал он, Агигульф любимец Вотана, а в гепидском - Сьюки.
И сошлись на том, что на пиру два любимца Вотана собрались. Агигульф со Сьюки обнялись даже.
Но за зерном Сьюки так и не пошел. Зерно отец жениха принес, ибо преизрядно пива в него влили богатыри гепидские.
После уже утро настало. Дядя Агигульф проснулся на сеновале, рядом с ним, положив на него мягкую руку, спал кто-то. Не иначе, девка. Погладил спросонок дядя Агигульф девицу по лицу, а она холодная, как труп. И с усами.
Закричал тут Агигульф страшно, подскочил и сон с него долой. Поглядел - а его с куклой спать уложили, будто обнимает кукла его.
И вокруг гепиды - в сене устроились удобнее и смотрят. Весело им.
Дядя Агигульф гепидский выговор очень не любит, ибо говорят гепиды с пришепетыванием. Да и имена у них дурацкие. "Скалья" означает "Кирпич" разве это имя для воина? Разве что для гепида, да и то, когда рехнется.
Дядя Агигульф говорит, что когда слышит пришепетывание гепидское, ему сразу порвать вокруг себя все хочется. Ибо шепчут они, будто манят, будто обаять его хотят. Словно благодушие на него напустить желают.
Потому мы с Валамиром в том селе и задержались, заключил дядя Агигульф.
Тут сестры мои, Галесвинта со Сванхильдой, засмеялись в голос. Мать говорит, что девочки уже взрослеют, становятся женщинами. Оно и видно смеялись препротивно, визгливыми голосами, как Ильдихо, когда ее дедушка щиплет пониже спины.
Дедушке Рагнарису этот смех не понравился. Он палкой на них замахнулся и спросил, почему это они над рассказом славного воина потешаются.
Галесвинта - она посмелее - выкрикнула:
- А пусть дядя Агигульф рубаху скинет!
Дядя Агигульф не хотел рубаху снимать, но дедушка принудил. Увидел и побагровел. Спросил: "Тебя гепиды что, как раба, палками били?" Дядя Агигульф закричал, что он бой принял. Дедушка Рагнарис сказал: "Ты, как я погляжу, не бой, а муки там принял, нам на позорище". И побить дядю Агигульфа хотел, но Тарасмунд вмешался и не дал.
Дядя Агигульф рубаху надел и, на отца с опаской поглядывая, дальше рассказ повел про подвиги свои да валамировы, у гепидов совершенные.
В честь свадьбы учинили в селе молодецкие потехи. С коня в щит копья метали. Через широкий овраг на конях прыгали. Боролись...
В стрельбе из луков с гепидами и не тягались посланцы готские. Да и на борьбу зря с гепидами вышли. Гепид - он падает на тебя, как вепрь, и лежит, не вставая, пока не задохнешься. Да еще приемы у них какие-то. Одним словом, гепидская борьба. Недаром Аттила-батька гепидов жаловал.
В метании же копья Агигульф с Валамиром себя показали. Только вот Валамир один раз промахнулся и козу убил, что подвернулась. Валамир потом как вергельд за козу шейную гривну отдал. Хорошая была гривна, серебряная, с тремя красными камнями. Жалел Валамир ее отдавать, но ничего не поделаешь. Гепиды козу в стоимость этой гривны оценили. У них оторва Сьюки старейшиной.
После же ту козу Валамир на общий стол положил: угощайтесь, гепиды! И еще больше стали любы посланцы готские в селе гепидском.
