Обморок, наверное продлился недолго. Потому что, очнувшись, я понял, что еще как следует не отдышался после адской погони. Кругом было темно, хоть глаз выколи, и стояла невыносимо тошнотворная вонь. Куда же я попал? Пошарив рукой, я обнаружил какой-то предмет, который на ощупь показался большим куском мяса. Да, конечно, так и есть, вот и кость торчит. Надо мной почти правильным кругом просвечивало звездное небо, из чего я заключил, что нахожусь на дне глубокой ямы. Я рискнул подняться на ноги. Тело болело и ныло от ушибов, но переломов и вывихов не было. Все суставы сгибались нормально. Вспомнив о причине приведшей меня к падению, я с ужасом поднял глаза, ожидая увидеть на фоне звездного небосвода морду голодного чудовища, но никаких признаков его присутствия не обнаружил. Наверху все было тихо и спокойно. Я начал рыскать по дну, надеясь определить назначение этой сыгравшей роль моего неожиданного спасителя ямы. Она оказалась глубокой, не менее 20 футов, будучи примерно такой же и в поперечнике. Стены ее были совершенно отвесны. Передвигаясь на ощупь, я то и дело на что-то натыкался и наступал. На дне валялись куски мяса, находившегося на последней стадии разложения, отчего в воздухе стоял удушливый смрад. Радостно, жужжали насекомые, наверное мухи, как известно большие любители падали. В очередной раз споткнувшись, я не больно стукнулся лбом о что-то деревянное; протянув обе руки вперед, нащупал какой-то склизкий деревянный шест. Он находился точно посредине и был густо измазан жиром. Внезапно вспомнив, что у меня были восковые спички, я нашарил в кармане оловянную коробку. И при тусклом спичечном огоньке наконец понял куда я угодил. Не оставалось сомнений, что здесь находилась сотворенная человеческой рукой западня для крупных животных. Вбитый посредине острый вертикальный кол густо испачкала кровь напоровшихся на него зверей. Валявшиеся на дне тухлые куски вероятно срезались с кола людьми, когда они его очищали для новой жертвы. Я вспомнил слова Челленджера, говорившего о том, что на плато не может жить человек, так, как его несовершенное оружие не способно обеспечить безопасность сосуществования с исполинскими ящерами. Теперь выяснилось, что профессор ошибался. Люди здесь живут. Они населяют вырубленные в скалах пещеры с узкими входами, куда не могут добраться динозавры и птеродактили. Они сооружают западни и охотятся на животных получая в свой рацион свежее мясо. Одним словом, человек, на какой стадии развития он ни находился бы, к какой бы расе ни принадлежал, и здесь на плато считается хозяином положения.
Одолеть подъем в каких-то двадцать футов по негладкой вертикальной стене для хорошо тренированного человека совсем нетрудно. Но я долго не решался это сделать, опасаясь, что чудовище меня подкарауливает где-то в окрестных кустах. Вспомнив, однако, одну из бесед Саммерли с Челленджером, я понемногу осмелел. Характеризуя поведение ящеров, оба ученых сходились в том, что эти монстры практически лишены элементарного ума. В их несуразно сконструированной черепной коробке попросту не нашлось места для мозга. Именно из-за неспособности адаптироваться к окружающей среде они в свое время и исчезли с лица земли. Предположив, что хищный ящер мог сознательно дожидаться моего появления, я переоценил его возможности. Для этого он, по меньшей мере, должен был, установив причинно-следственную связь, сообразить, что со мной случилось, и предположить, что произойдет некоторое время спустя. Конечно же, такая интеллектуальная работа ему не по силам. Он шел по моим следам повинуясь инстинкту пищи, возбуждаемому чувствами обоняния и зрения. Когда же я исчез из пределов досягаемости, его возбуждение улеглось и он вполне мог просто забыть, что происходило несколько минут назад. Скорее всего, страшный хищник сейчас уже где-то далеко охотится за кем-нибудь другим. Небо светлело, звезды тускнели. Подождав для верности еще несколько минут и по-прежнему не обнаружив ничего опасного, я, без особого труда вскарабкавшись по двадцатифутовой стене, оказался наверху. Посидев еще некоторое время на краю ямы, прислушиваясь и приглядываясь, будучи готовым в любую секунду спрыгнуть в нее опять, я окончательно убедился, что чудовище меня оставило. Приободрившись, я направился в обратную сторону вдоль тропы, по которой недавно несся очертя голову, спасаясь от преследователя; через некоторое время обнаружил брошенный в панике дробовик, а еще чуть подальше вышел к моему путеводному ручью. Теперь я двигался, постоянно прислушиваясь и оглядываясь вспять. И вдруг в утренней тишине где-то раздался выстрел. Застыв, как вкопанный, я подождал, не повторится ли. Нет. Все было тихо. В сознании пронеслись мысли, одна тревожнее другой. Какое неожиданное несчастье могло заставить моих друзей стрелять? Через некоторое время на ум пришло более вероятное и более обнадеживающее объяснение. Уже совершенно рассвело. Мои товарищи проснулись, не найдя меня в лагере, решили, что я заблудился в лесу, и ружейным залпом пытаются помочь мне найти дорогу. Конечно, выстрелы были запрещены, но если речь шла о том, чтобы помочь мне выбраться из лесных дебрей, любой бы из них, не колеблясь, нарушил запрет. Нужно поторопиться. Скорее в лагерь. Скорее их успокоить, убедив воочию, что со мной все в порядке. Из-за того, что был очень измучен, я продвигался медленнее, чем хотелось. Наконец пошли знакомые места: слева — болото птеродактилей, прямо передо мной — долина игуанодонов, а вот и кольцо деревьев окружающих поляну, где находится форт Челленджера. Стремясь скорее подбодрить товарищей, я стараясь держаться повеселее, громко закричал, но ответа не получил. Стояла зловещая тишина. Сердце мое упало. Предчувствуя недоброе, я ускорил шаги и, наконец, побежал. Ограда стояла такой же как была, когда я уходил в лес, но вход оказался свободным. Я опрометчиво бросился вовнутрь. В холодных утренних лучах перед моими глазами предстала жуткая сцена. По всей площадке в страшном беспорядке были разбросаны наши вещи, все до одного человека исчезли, а на траве возле еще не до конца остывшего пепла от костра стояла лужа крови. При виде этой картины я едва не потерял от ужаса рассудок. Плохо помню, что именно делал я в эти минуты. Кажется, очумело метался по лесу в разных направлениях, громко выкрикивая имена моих друзей. Ответа не было. Убийственная мысль о том, что возможно я никогда больше их не увижу, привела меня в отчаяние, от которого я рвал на себе волосы и бился лбом о то самое дерево, высоту которого прошлым вечером покорил с таким триумфом. Еще бы немного и я наверное кинулся от горя в пропасть. Только теперь я осознал, что для меня значили мои компаньоны: бесконечно самоуверенный Челленджер; властный, но при этом исполненный самоиронии Рокстон; язвительно-занудный, но исключительно порядочный и храбрый Саммерли. Без них я — просто беспомощный мальчишка. Мысли неуправляемым хаосом носились в болевшей голове. Что мне теперь делать? Идти на поиски? Оставаться здесь? Немного успокоившись, я попытался предположить, какое же именно несчастье постигло моих товарищей. Беспорядок говорил о том, что на лагерь было совершено нападение. Несомненно во время этого нападения и прозвучал выстрел, услышанный мной в лесу. А то что он прозвучал лишь один раз объяснялось тем, что набег и его исход произошел по-видимому очень быстро. Все винтовки валялись на площадке, а в затворе «Экспресса» лорда Джона осталась отстрелянная гильза. Одеяла Саммерли и Челленджера лежали возле костра, — значит враг застал их спящими. В полном беспорядке были разбросаны ящики от патронов и продуктов. Фотоаппараты и пластинки к ним тоже были свалены в беспорядочную кучу. Однако все они были на месте. Запасы же продовольствия, а их у нас было немало, в основном исчезли. Нетронутыми остались лишь нераскрытые банки с консервами. Поэтому можно было заключить, что набег учинили не люди, а какие-то животные, иначе унесено было бы все.
