— Мистер Кумбес? — Кумбес сделал такой вид, словно он нигде и никогда не собирался задавать вопросы каким-то свидетелям. — Мистер Бранхард?
Гус поднялся, поддерживая разумного члена разумной расы, висевшего на его бороде, и поблагодарил Эрнста Мейлина.
— В таком случае суд объявляет перерыв до девяти часов утра. Мистер Кумбес, здесь есть иск к Компании Заратуштры на двадцать пять тысяч солей. Я передаю его вам. К тому же я аннулировал залог доктора Келлога, — сказал судья Пэндервис, как только двое представителей суда стали освобождать Мейлина от проводов, опутавших его и ведущих к детектору лжи.
— Залог Джека Хеллоуэя вы тоже аннулировали?
— Нет, мистер Кумбес, и не надо делать из этого никаких выводов. Я не могу отклонить обвинение против Джека Хеллоуэя и не хочу ставить вас в невыгодное положение, выбив точку опоры вашего обвинения. Я не считаю риском выпустить мистера Хеллоуэя под залог. Я думаю, доктор Келлог, ваш клиент согласится со мной.
— Если откровенно, ваша честь, я тоже с вами согласен, — сказал Кумбес. — Мой протест является примером условного рефлекса, о котором только что так хорошо говорил доктор Мейлин.
Вокруг стола Джека столпились Бен Рейнсфорд, Джордж Лант и его полицейские. В середину протиснулись державшиеся за руки Герд и Рут.
— Джек, мы приедем в отель немного позже, — сказал Герд. — Мы с Рут захватим чего-нибудь поесть и выпить, а потом заберем ее Пушистиков.
Теперь Герд снова обрел свою девушку, а его девушка — свое семейство Пушистиков. Как же их теперь зовут? Синдром, Комплекс, Идея и Супер-эгоизм. Некая раса, названная Пушистиками.
Они встали в дверях, пошептались, и, повернувшись, пошли к своим местам. Первым шел Руиз, за ним главный судья, замыкал процессию Джанивер. Несколько мгновений они постояли, чтобы публика, которой они служат, могла увидеть их лица на большом экране, потом сели. Секретарь начал традиционное вступление. В зале заседаний чувствовалось напряжение. Авес Джанивер наклонился и прошептал:
— Они все знают.
Как только секретарь закончил, к суду приблизился Макс Фрейн. На его лице не было никакого выражения.
— Ваша честь, мне стыдно об этом докладывать, но подсудимый Леонард Келлог не может быть представлен в суде. Он умер, совершив прошлой ночью самоубийство в своей камере. Это произошло во время моего дежурства, — резко добавил он.
Всеобщее возбуждение, наполнившее зал заседаний, не было потрясением, это был вздох исполнившегося ожидания. Все они знали об этом.
— Как это случилось, начальник полиции? — спросил Пэндервис.
— Заключенный был помещен в камеру; один из моих людей постоянно держал его под наблюдением, — Фрейн говорил монотонно, словно робот. — В двадцать два тридцать заключенный подошел к кровати, не раздеваясь, лег, натянув на голову шерстяное одеяло. Человек, наблюдавший за ним, не заметил ничего тревожного; большинство заключенных делает так, закрываясь от света. Некоторое время он метался, потом заснул.
Когда утром охрана пришла будить его, койка под одеялом была пропитана кровью. Келлог перерезал себе горло. Он пилил его молнией от рубашки до тех пор, пока не разрезал яремную вену. Он был мертв.
— Хорошенькое пробуждение, начальник полиции! — Пэндервис был потрясен. Он думал, что Келлог сумел спрятать перочинный нож или бритву, и приготовился строго наказать Фрейна. Но способ, подобный этому! Он потрогал пальцами зубцы молнии на своей куртке. — Я не думаю, чтобы кто-нибудь мог предвидеть подобный исход. Никто не мог ожидать ничего подобного.
Джанивер и Руиз согласились с ним. Начальник полиции Фрейн поклонился и отошел в сторону.
Лесли Кумбес, сделавший значительное усилие, чтобы казаться огорченным и потрясенным, встал.
— Ваша честь, как я понял, у меня теперь нет клиента, — сказал он. — Я теперь без работы; дело против мистера Хеллоуэя вести абсолютно невозможно. Он стрелял в человека, который пытался убыть его, вот и все. Следовательно, ваша честь, я прошу аннулировать обвинение, выдвинутое против мистера Хеллоуэя, и освободить его из-под ареста.
Капитан Грибьенфельд вскочил.
— Ваша честь, я прекрасно понимаю, что настоящий обвиняемый сейчас находится вне юрисдикции суда, но и и мои товарищи, принимающие участие в этом деле, надеемся, что суд установит классификацию планеты и утвердит определение разума, отвечающее современным требованиям. Это очень важные вопросы, ваша честь.
— Но, ваша честь, — запротестовал Кумбес, — мы не можем судить мертвого человека.
— Люди колонии Вепхамета против Джеймса Сингха, покойного, обвиненного в поджоге, А.Е.602, - вмешался досточтимый Густавус Адольфус Браихард.
Да, в Колониальном законе вы можете обнаружить любой прецедент.
Джек Хеллоуэй, державший на сгибе руки убаюканного Пушистика, встал. Его белые усы сердито ощетинились.
— Я не мертвец, ваша честь, я здесь, на судебном заседании. Я сам пришел сюда и надеюсь, что это может быть доказательством того, что я не мертвец. Я стрелял в Курта Борча, потому что он содействовал убийству Пушистика. Я хочу, чтобы суд установил, что убивший Пушистика является убийцей разумного существа.
Судья медленно кивнул.
— Я не аннулирую обвинение, выдвинутое против мистера Хеллоуэя, — сказал он. — Мистер Хеллоуэй привлечен к суду за убийство. Если он невиновен, он имеет право публично доказать это. Боюсь, мистер Кумбес, вам придется вести его обвинение.
Словно ветер по хлебному полю, по залу заседания пробежала волна возбуждения. Наконец заседание началось.
Этим утром Пушистики были доставлены в суд: шестерка Джека, пятерка с полицейского поста, Флора и Фауна Бена Рейнсфорда и четыре Пушистика, на которых претендовала Рут Ортерис. Возник вопрос, кому постоянно следить за ними. Один из Пушистиков с полицейского поста, Живодер или Заморыш, вместе с Флорой и Фауной Бена Рейнсфорда выволокли откуда-то шланг от пылесоса. Ахмед Кхадра нырнул под стол, схватился за другой конец шланга и попытался вырвать его у них. Это было замечательно. Пронзительно визжа от восторга, они вцепились в свой конец, а Майк, Майзи, Супер-эгоист и Комплекс побежали на помощь. Всемером они вытащили Кхадру из-под стола и протащили его около десяти футов по полу, прежде чем он выпустил шланг и поднялся. В это время на другой стороне зала возник шумный спор между шефом Департамента языков Академии Мэллори-Порта и вдовствующей любительницей фонетики. Судья Пэндервис стукнул несколько раз молотком, но, поняв, что прекратить этот шум не так-то просто, объявил перерыв.
