— Поговорю.
— И отдохни, как следует.
— Обязательно.
— Чертовски рад видеть, что ты идёшь на поправку.
— Взаимно.
— Что такое, солнышко?
Лорен лежала, свернувшись калачиком на кресле рядом с кроватью. Было утро, сквозь тучи за окном в комнату падал приглушённый серый свет. Я чувствовал себя намного лучше, но когда проснулся, увидел, что она плачет. Люк всё ещё спал.
Она не отвечала.
— Ты обиделась на меня?
Прошлой ночью мы поругались. Она и слышать не хотела о том, чтобы уехать, говорила, что скоро дадут электричество, воду уже дали в других домах, а на улице слишком опасно. И она наотрез отказывалась спрятать Люка в сумку, чтобы проехать блокпост на мосту Джорджа Вашингтона.
Она была напугана. Я тоже.
— Что случилось? Это из-за Ричарда?
Даже если он был последним подонком, прежде он был её другом. Я не представлял, каково ей.
Она снова покачала головой. Медленно вздохнув, она сглотнула ком в горле и посмотрела на меня.
— Я хотела принести им воды, Пэм и Рори… — и она снова разразилась плачем.
— С ними что-то не так?
Она покачала головой и пожала плечами. Что-то её напугало, но я чувствовал себя закалённым ветераном, которого уже ничто не способно ввергнуть в страх. Стоит посмотреть, что же случилось.
Одевшись, я тихо вышел в гостиную. На диване спали Винс с Тони, а за окном успокаивающе гудел генератор. Тони открыл глаза, но я шёпотом заверил его, что всё в порядке. Я взял налобный фонарик и, после секундного колебания, пистолет Тони.
Он снова открыл глаза, но я повторил, что ему не о чем беспокоиться.
В коридоре всегда горел тусклый ночничок, и я, не включая фонарик, пошёл в другой его конец, аккуратно переступая неподвижные фигуры под грудами одеял. Стоило выйти в коридор, меня встретил тошнотворный запах, словно из выгребной ямы. По ночам керосиновый обогреватель больше не запускали, и моё дыхание вырывалось изо рта облачками пара.
Я прошёл мимо книжной стойки в середине коридора, и, бросив взгляд на коробку на полке под радио, вспомнил о коробке пончиков, с которыми я частенько приходил в офис, чтобы угостить всех. Несмотря на вонь, у меня перед глазами появились покрытые шоколадной глазурью пончики, с кремовой начинкой, горячий кофе. По крайней мере, ко мне вернулось чувство голода. Желудок стягивала уже привычная боль, и я хотел пить. В горле пересохло, а когда я провёл языком по губам, то почувствовал, что они распухли.
У двери в квартиру Рори я включил фонарик, сделал глубокий вдох и открыл дверь. Она во что-то врезалась, и мне пришлось с силой толкать, чтобы сдвинуть какой-то лежавший на полу мусор.
В комнате стоял другой запах. Не такой едкий, как в коридоре, тоже неприятный, но, казалось, какой-то металлический. В голову пришли воспоминания о том, как я подростком помогал своему дяде чинить трубы у соседей. Может, Рори и Пэм решили разобрать трубы, надеясь, что снова пойдёт вода? Запах напомнил что-то ещё. Вчера я заходил в один из туалетов на другом этаже, там грязь была даже на стенах, и стоял похожий медный запах. Может, у них что-то случилось?
У них была квартира-студия. Двое соседей с четвёртого этажа: Терри и Натали — жили сейчас у них, и, наверное, это они спали под грудой одеял на диване.
Кровать Рори и Пэм стояла на небольшом возвышении в другом конце квартиры, и я прошёл к ним. Они тоже укрывались множеством одеял, из-под них видны были только их головы. Лица были измазаны чем-то чёрным.
Я легонько толкнул Рори, и он тут же проснулся.
— Рори, вы как, в порядке?
Он прищурился в свете моего фонарика.
— Майк, это ты?
— Да, как вы тут?
Приглядевшись получше, я понял, что его лицо покрывало что-то тёмно-красное…
— Уходи.
Он поднял руку и оттолкнул меня.
В чём-то красном, кроваво-красном была испачкана и его футболка. Я встал и ещё немного стянул одеяло. Рори обнимал Пэм, они оба были в крови.
— Рори, ты ранен? Что случилось?
— Уходи, — повторил он, притягивая к себе одеяла. — Прошу тебя.
Под моей ногой что-то хлюпнуло. Я опустил взгляд и увидел пакет, толстый пластиковый пакет. Что-то знакомое, внутри была какая-то чёрная жидкость. Нет, не чёрная — красная.
На полу вокруг кровати лежали десятки пакетов. Где я их раньше видел? В банке крови Красного креста, где работала Пэм.
Они пили человеческую кровь.
Я в ужасе отшатнулся назад. Ещё куча лежала на диване, и ещё больше у дальней стены — аккуратные стопки, но эти были полные, словно толстые, полные крови, личинки.
Несмотря на отвращение, я мог отчасти их понять. Может, не пить, но приготовить что-нибудь, кровяную колбасу, например? В крови ведь много железа и протеина, верно? Люк даже не будет знать что это, а Лорен нужно железо. Колбаса из человеческой крови.
Мой желудок требовательно заурчал, но меня пробрала дрожь. Я сдавал кровь как раз в тот день, когда всё началось. Я представил, как Пэм пьёт мою кровь, её бледное лицо, клыки, кошачьи глаза…
— Нужно ехать, — прошептал кто-то за моей спиной. — Сейчас же.
Я обернулся, готовый увидеть какого-нибудь демона, но в свете моего фонарика появился Чак.
— Они пили кровь, — прошептал я, не в силах вздохнуть.
— Я знаю.
— Ты знаешь?
— Не так страшно, в целом, но я не хотел, чтобы кто-нибудь прознал и закатил истерику.
Кровь хранится до сорока дней в холоде, и погода как раз на руку. — Откуда он это знает? Я словно оказался в каком-то кошмаре и наблюдал за происходящим со стороны.
— Майк, — резко привёл меня в чувство Чак. — Соберись и слушай меня. Ты долго пробыл без сознания, и не знаешь, что всё стало намного хуже. — Намного. Он произнёс это слово так…
— О чём ещё ты не рассказал?
— Тебе нужно убедить Лорен, что нам надо ехать. Сейчас.
Я продолжал смотреть ему в глаза.
— Что ещё?
Чак глубоко вздохнул.
— Те девять трупов на втором этаже…
— Что с ними?
— Теперь их только пятеро.
Я не стал спрашивать, что произошло. Каннибализм.
Человеческие тела оставались последним источником калорий в Нью-Йорке. Я прислонился к стене, кровь отхлынула от лица, пальцы закололо. Ирина говорила, рассказывая о блокаде Ленинграда, о том, что каннибалы нападали на людей на улицах. Как мне реагировать на такие новости? Какие чувства испытывать? И что делать?
— И Ричарда нет, — ещё тише прошептал Чак. — По крайней мере, некоторых его частей. — Я затрясся от ужаса.
— Ты знаешь, кто?
Он покачал головой.
— Те, кто выглядит более здоровыми? Может кто-то здесь, может кто-то с улицы, я полагаю второе. — Он выдохнул и добавил тихо:
— Вернее, надеюсь.
— Не говори Лорен. — Хотя она уже наверняка знает.
— Тогда уговори её уходить.
К лицу вернулась кровь, щёки запылали. Я до сих пор плохо себя чувствовал.
Чак посмотрел мне прямо в глаза.
— Завтра же утром мы уходим.
— Ты не передумал?
Винс неуверенно посмотрел на меня, но кивнул.
Отсюда, с самого верха парковки, расстояние до земли казалось намного больше. Чак на моём месте справился бы лучше, не будь у него сломана рука, — с ней он не мог ни залезть наверх, ни сесть за руль. Нам с Винсом потребовалось полчаса только на то, чтобы сгрести с джипа снег и сбить ледяные сосульки.
Тони спускался вниз после того, как прицепил к рекламному щиту трос лебёдки. Он единственный был в силах подняться с двадцатью метрами троса наверх — а это где-то двадцать пять килограммов веса.
Крепление троса так близко к стене, в шести метрах от нас, позволяло уменьшить момент вращения, который попытается вырвать щит из стены. Стена располагалась перпендикулярно парковке, так что нам ничто не будет мешать, когда джип начнёт раскачиваться. Оказавшись на земле, Тони показал мне большой палец, я ответил тем же и кивнул Винсу.
Винс включил нейтральную передачу и опустил рычаг лебёдки. Джип тут же дёрнулся вперёд.
— Потише! — крикнул я, и Винс нажал на тормоз и остановил лебёдку.
— Лучше поставь на ручник, и пускай лебёдка потихоньку его тащит.
— Хорошая идея, — согласился он.
На нём был мотоциклетный шлем, который мы нашли в гараже, а на шее красовался длинный шарф, переброшенный через плечо, — вид у Винса был довольно комичный.
— Я не буду торопиться.
На бумаге план казался рискованным, но реалистичным, на практике — сдвинуть с помощью лебёдки джип весом три с половиной тонны с платформы, расположенной в пятнадцати метрах от земли, и спустить его, привязав к рекламному щиту, — нелепейшая идея на свете. Забравшись наверх и увидев всё воочию, я сказал Чаку прямо, что это безумие, нам лучше вернуться.
Но возвращаться было некуда. У нас больше не было выбора.
