— Что… — прохрипел он из последних сил и умолк: челюсти свело судорогой, язык высох. Глаза готовы были вылезти из орбит: он не мог даже прикрыть веки и только с удивлением смотрел на хозяйку.
— Ничего страшного, — спокойно сказала она, допила свое вино и встала. — Вполне обычная процедура. Так надо
Иван ощутил, как нестерпимый жар стал стихать. Тело успокоилось, никакой боли он не чувствовал, однако по-прежнему, несмотря на все свои усилия, не мог пошевелиться Голова же оставалась удивительно ясной: более того, он стал как-то лучше видеть, в мире появились новые краски, и он обрел четкость и объемность.
Иван почему-то не дышал, однако чувствовал, как на него обрушилась целая лавина незнакомых пугающих запахов.
— Успокоился? — ласково сказала хозяйка. — А теперь иди ко мне. Банька тебя уже ждет.
Почти испугавшись, он почувствовал, как, помимо своей воли, встает и идет, равномерно переставляя ноги, к хозяйке. Подойдя к ней, он замер.
Ласково улыбаясь, она смотрела ему в глаза. Он чувствовал, что его сознание словно отделяется от тела, взлетая невесомо куда-то вверх, в то же самое время оставаясь внизу, на своем месте.
— Не бойся, — сказала хозяйка, и болотная непроглядная зелень ее глаз затянула властно. — Полезай в печь.
Тело Ивана без желания хозяина подошло, неловко переступая негнущимися ногами, к печи, одеревеневшими руками отодвинуло заслонку, залезло вовнутрь, поставило заслонку на место и удобно улеглось.
В печи было удивительно просторно. Иван потерял ориентацию и теперь не понимал, где явь, а где наваждение: привычная система определения отношений с миром, пусть даже и нереальным, отказалась работать, и никакие знаки не желали быть узнаваемыми. Иван лишь пытался спокойно наблюдать.
Он увидел, как его тело горит, деловито потрескивая: боль тут же появилась и стала невыносимой. Булькала, закипая, кровь, с треском вспыхнули волосы, зашипело поджариваемое мясо; съеживалась обугленная кожа, вот уже и лопнули глаза, но Иван продолжал видеть: он наблюдал, как баба-яга, снова превратившись в безобразную старуху, притащила скрученного веревками голого двойника Ивана и бросила его в большое чугунное корыто. Откуда-то налетело воронье и стало яростно клевать связанное тело, только кровь брызнула во все стороны. Баба-яга в это время кружилась, приплясывая и завывая, вокруг корыта. Потом воронье пропало' появились громадные волки, которые, свирепо рыча, стали грызть изуродованного двойника.
Потом волки тоже исчезли: показалось, что они скрылись за какой-то грязной занавеской. Тогда старуха взяла в руки неимоверной величины топор, подошла к двойнику и стала деловито рубить его на мелкие кусочки.
Изрубив двойника в капусту, она подставила кожаное ведро, наклонила корыто и вылила из него в ведро черную Дымящуюся кровь.
Потом она подошла к напрочь сгоревшему Ивану и окатила то, что от него осталось, этой самой кровью.
Этого Иван, который все видел, все чувствовал, существуя отдельно от себя — от своей боли, от всего мира. — почему-то не вынес, и, как он сам успел подумать, распадаясь на мелкие частички, — куда-то потерялся.
Часть третья
ПЛУТОН ПОЧТИ НЕ ВИДЕН
— Вставай, — услышал Иван чей-то усталый голос. Нечего тут разлеживаться.
Он открыл глаза. Сон ли это был? Вроде бы нет…
Иван ощутил свое легкое, непривычно сильное тело, осознал, что может двигаться и думать, вспомнил, кто он такой… но такой ли на самом деле?..
Он рывком приподнялся и сел.
Иван увидел, что оказался в том самом зале, где трапезничал с коварной хозяйкой: более того, на том же самом столе; только стол этот был свободен от посуды и покрыт свежей белой скатертью. Сам Иван был одет в черное.
Он поспешно слез со стола: все-таки это не место для возлежаний.
Присмотревшись, он увидал, что зал все же не совсем тот, что был раньше: стало чуточку темнее, куда-то пропали витражи; гобелены и оружие на стенах изменили свой вид. Однако он не стал задумываться над такими мелочами: главное, что он цел и невредим выбрался из такой передряги, по сравнению с которой все его предыдущие приключения кажутся просто ерундой.
Он поикал глазами хозяйку, то есть бабу-ягу, как он подумал о ней несколько сердито. Она сидела на высоком деревянном троне, обитом пластинами темного металла, закутанная в темные одежды; голова ее была покрыта, лицо посуровело: она казалась строже и красивее, чем была.
Да, подумал Иван, трудно понять этих женщин: одна поначалу писаная красавица, а на поверку выясняется, что просто крокодил, а на другую глянешь — ну чисто баба-яга, а потом красивеет с каждым часом…
— Подойди, — негромко приказала она, и Иван послушно приблизился к трону.
Он не решался заговорить первым. Она тоже не спешила начать разговор, разглядывая Ивана словно впервые, но с явным одобрением.
— Похоже, ты готов к путешествию, избранник, — заговорила хозяйка. — Сам понимаешь, оно будет опасным… и не в дилижансе каком-нибудь, хоть и не пешком. Станет трудно — позовешь помощников: как понадобится, сам поймешь, как это сделать. Я же могу тебе передать только это…
Сказав так, она встала и сошла с трона, неся в руках огромный меч в изукрашенных драгоценными камнями ножнах. Иван опустился на одно колено и принял меч в свои руки.
Ладонь его легла на рукоять меча, и словно великая сила коснулась Ивана. Он потянул клинок из ножен и зажмурился.
Полыхнуло белым огнем, и в зале стало светло. Широкий клинок сиял не отраженным светом, нет — он сам испускал его, озаряя все вокруг мощью и жаждой битвы.
Иван совсем вынул меч из ножен. Сталь, если это была сталь, потемнела, перестав светиться, и Иван почувствовал кожей, всем своим существом, что меч этот жаждет напиться крови.
Он вложил меч снова в ножны, повесил его за спину и посмотрел на хозяйку. Та ответила грустной улыбкой.
— Это и есть знаменитый Эскалибур, — сказала она, — меч короля Артура. Здесь ему не место, и ты должен вернуть его королю, получив взамен другой клинок… ты поймешь зачем. Будь осторожен в дороге: всегда найдутся охотники отобрать у тебя меч, помешать в пути. Так что врагов у тебя прибавилось. Иди, Иван, ведь ты солдат.
Иван поклонился до земли, повернулся и пошел к выходу из зала. Пока он шел до двери, то все время чувствовал пристальный взгляд хозяйки и знал, это запомнит его надолго…
Он открыл дверь, поколебался немного и ступил на землю Пройдя несколько шагов, он понял, что теперь можно обернуться, остановился и посмотрел назад.
Избушка стояла на месте: прежняя покосившаяся хибарка на курьих ногах, одна из которых явно поражена артритом. Двери видно не было: значит, изба опять развернулась.
