Наша задача состояла в том, чтобы соединить генетический аппарат чужих клеток с нашей "Альфой". "Альфа" охотно пожирала приготовленные для нее пакеты с чужими генами, усваивала сотни различных комбинаций ДНК, РНК ядер и хромосом чужих клеток, и ничего не происходило. То есть какие-то изменения были, увеличился, например, объем клетки, темп размножения. Несомненно, какая-то часть предлагаемого генетического аппарата посторонних клеток ею усваивалась, но все это было далеко от того, что мы искали. Наследственность "Альфы" продолжала доминировать надо всем. Нам же надо было использовать ее как строительный материал для качественно нового организма." Приходилось признать, что за последний год мы не продвинулись ни на шаг.
Я отложил журнал и раздраженно заходил по лаборатории. Как обычно, мысли, связанные с работой, полностью овладели мной, вытеснив все постороннее, не имеющее отношения к делу. Я искал выход из тупика, в который мы попали. Лучше всего думается, когда руки заняты какой-то механической работой. Я подошел к столу и стал разбирать образовавшиеся там завалы. Я не позволяю никому прикасаться к своему столу, и за последние две недели груда колб, пробирок и печатных проспектов, в беспорядке разбросанных по его поверхности, покрылись изрядным слоем пыли. Сейчас я подбирал весь этот хлам, механически сортировал его по группам и ненужное выбрасывал в мусорную корзину. Когда подошла очередь колб со старыми, отслужившими свой век реактивами и пробами, я все так же механически стал снимать их одну за другой, рассматривая на свет, взбалтывал и негодное выливал в водопроводную раковину. Вдруг содержимое одной из колб привлекло мое внимание... Я взял эту колбу с четкой этикеткой, на которой был написан номер сто тридцать, взболтал и понес к столику, на котором стоял микроскоп. Я читал, конечно, о том, что многие великие открытия были сделаны совершенно случайно, но до сегодняшнего дня относился к этому с известной долей скептицизма. Все так же механически, не задумываясь над тем, для чего я это делаю, я нанес каплю содержимого колбы на предметное стекло микроскопа. Картина, увиденная в окуляре микроскопа, заставила меня отпрянуть и подозвать Гвельтова.
- Посмотри ты! Может быть, мне показалось... - Я не суеверен, но все же, боясь отпугнуть удачу, отвернулся, пока Артам крутил ручку настройки.
Его сдавленное "не может быть" заставило меня вновь броситься к микроскопу. Да, это были несомненно они: четыре крупных розоватых шарика бластопор в окуляре микроскопа не оставляли никаких сомнений. Наша "Альфа", наша одноклеточная "Альфа" наконец-то дала потомство в виде многоклеточного организма, усвоив для этого чужую генетическую информацию. - Вот только какую? Я схватил лабораторный журнал и стал лихорадочно искать запись под номером сто тридцать. Общие графы, это все не то... Ага, вот, пакеты с генами червя балезуса... двадцатая серия... Мы повторяли этот опыт с генами червя балезуса сотни раз в двадцати различных сериях, все они были неудачны. Что же нового в пробе сто тридцать? В графе примечаний короткая запись, сделанная две недели назад: "Проверка воздействия среды". Я сразу же вспомнил, что сюда добавлялась морская вода. Это проделывалось неоднократно. В шести сериях из разных мест залива отбиралась вода различного солевого состава.
Но только в сто тридцатой пробе через две недели неожиданно получился положительный результат. Что же это была за вода? Откуда? У нас нет, конечно, ее анализа. Если делать анализ для каждого опыта, не хватит и сотни лет, чтобы закончить исследование, но в журнале отбора проб должно быть зафиксировано место, откуда взята вода для этого сто тридцатого опыта. Что-то в ней было необычное, что-то такое, что позволило "Альфе" развиваться по чужой генетической программе. Только в том случае, если нам удастся выяснить, что именно там было, можно считать, что мы действительно добились успеха. Пока это всего лишь счастливый случай, не более, призрачный свет большой удачи." Ее еще нужно поймать... Я схватил серую клеенчатую тетрадку. "Журнал отбора проб" было выведено на ее обложке ровным почерком Гвельтова. Его мысли следовали вслед за моими.
- Я всегда очень аккуратно вел записи, здесь должна быть запись! сказал Артам, тяжело дыша мне в затылок.
И мы нашли ее на шестой странице. Там шло четкое описание места отбора пробы с точной привязкой к портовому бую, но, прежде чем я успел прочитать колонки нужных мне цифр, тихо скрипнула входная дверь. Я поднял голову от журнала и с удивлением уставился на вошедшего. На пороге стоял руководитель нашего отделения профессор Мишуран.
- Поздновато работаете, доктор Лонгар. Мешаете техникам, вахтерам, уборщицам, нарушаете весь распорядок института и еще подаете дурной пример аспирантам!
Несколько секунд я оторопело смотрел на Мишурана, стараясь понять, что ему понадобилось в нашей лаборатории. Мишуран воплощал для меня тип людей, которым в науке делать совершенно нечего. Мне казалось, что даже администраторы обязаны хоть что-то понимать в деле, которым они пытались руководить! О Мишуране этого не скажешь. Внешне профессор Мишуран напоминал мне чем-то стальной шар. Может быть, своей непробиваемой круглостью.
- Я просил вас подготовить отчет о завершении темы по "Альфе". Где он? И чем вы, вообще, занимаетесь?
Он шагнул к столу, бесцеремонно взял у меня из рук журнал проб и сунул его под мышку. Стремительно пронесся мимо термостата, на ходу пожурил Артама, заглянул в его записи и исчез, извергая потоки слов, словно паровоз клубы дыма. И только когда дверь за ним захлопнулась, я сообразил, как странно все это выглядит. Какого дьявола Мишуран делал в институте в час ночи? Почему вдруг нагрянул в нашу лабораторию? Обычно он вызывал сотрудников в свой кабинет и заставлял дожидаться аудиенции по полчаса... Все эти вопросы промелькнули у меня в голове, и только после этого до меня наконец дошло главное - Мишуран унес с собой бесценный теперь журнал... Я бросился к двери. Гвельтов не отставал от меня. На лестнице было пусто. При своей грузности Мишуран вряд ли успел уйти слишком далеко. Мы остановились на секунду, прислушиваясь. Внизу, в вестибюле, хлопнула дверь... Дежурный подтвердил, что профессор только что вышел...
- А что, собственно, случилось? Он же в отпуске?
- Кто в отпуске? - на ходу спросил я. - Мишуран?
- Ну да, неделю назад уехал в Бурму.
И тут я вспомнил, что это так и есть. Вчера я безуспешно пытался оставить на подпись докладную у его секретарши... Быстрее, Артам! Здесь что-то неладно!
Мы бросились во двор. Квадратная спина в клетчатом плаще мелькнула перед нами метрах в пяти...