Я всегда ненавидел этот small talk, но Кларе он был необходим. В старое доброе время она как-то призналась мне, что для нее это нечто вроде разведки боем. Она-то, наверное, не помнила, что сказала мне об этом. Я сказал:
— Да, в последнее время стоит ужасная жара. Сегодня будет более жарко, чем вчера. А завтра будет еще жарче. Итак?
Она глядела на меня, безмятежно улыбаясь.
— Ты прав, — сказала она. — Времени мало. Я вызвала тебя, чтобы сообщить, что я даю согласие на развод.
— Что ж, — сказал я, — это хорошо.
— Ты не рад?
— Да нет, мне все равно.
— Три года назад ты говорил иначе.
— Три года назад! — Я даже рассмеялся. — Три года назад было очень давно. Целых три года. Теперь я привык.
Я видел, что она разочарована, и поспешно добавил:
— Нет, ты не думай, я с удовольствием. Действительно, сколько это может тянуться?
— Да, это тянется слишком долго. Ну, так или иначе, ты можешь подавать на развод и обретешь желанную свободу.
— Наконец, — сказал я.
— Вот именно. Наконец. Почему ты улыбаешься?
— Это я от счастья. Ослепительные перспективы.
Мы помолчали.
— Ты все еще в издательстве? — спросила она.
— Да.
— Недавно я видела где-то какую-то книжку в твоем переводе.
— Да, я перевожу. Время от времени. Все еще перевожу.
Мы опять помолчали. Я поглядел на часы.
— Между прочим, он прекрасный человек, — сказала вдруг она тихо.
— Ты не должен был обращаться с ним так… грубо.
— Но я тогда не знал, что он прекрасный человек, — возразил я.
— Он очень страдал.
— Я тоже. Я вывихнул пальцы и получил выговор по партийной линии.
— До свидания, — сказала она.
— До свидания, Клара, — вежливо сказал я. — Очень рад был повидать тебя. Объявление я дам в ближайшее время.
Она ушла, не подав руки и не оглядываясь. Времени было в обрез, и я взял такси. Утро было ясное и жаркое, блестели на солнце политые улицы, люди спешили на работу и в магазины, стараясь держаться в тени домов и деревьев. У меня горело под веками, и сами собой закрывались глаза. Больше всего спать хочется утром, к полудню это проходит. Я подумал, что мог бы поспать лишний часок, и неожиданно для себя скверно выругался вслух. Шофер изумленно оглянулся.
— Ничего, ничего, — пробормотал я. — Все в порядке.
Когда мы подъехали к издательству, до начала занятий оставалось еще минут десять. Я подошел к автомату выпить стакан воды. Пока я рылся в карманах, ища трехкопеечную монету, возле меня остановился Полухин. Он по-отечески пожал мне локоть и сказал:
— Вот кстати, Андрей Сергеевич! А я вас вчера искал!
Он никогда не здоровался, но на него не обижались. Говорили, что он не здоровается даже с министром. Открывает дверь к нему в кабинет и радостно кричит: «Вот кстати, товарищ министр! Разрешите?»
— Когда? — спросил я.
— Вечером. Во второй половине дня.
— Я сидел у Келлера.
Он подождал, пока я пил воду с грушевым сиропом. Мимо нас в ворота проходили сотрудники и здоровались с ним, и он благосклонно кивал в ответ, сияя отеческой улыбкой.
— Тут такое дело, — сказал он. — Мне позвонили от соседей. Беспозвоночники. Звонил их директор и спросил, нет ли у меня на примете специалиста по японскому языку. Разумеется, Андрей Сергеевич, я сразу вспомнил о вас.
Я покачал головой.
— Спасибо, Борис Михайлович, но я не могу. Очень занят.
— Пустяки, пустяки! Я уверен, это не займет у вас много времени. Они получили из Японии какие-то материалы. Какие-то документы, понимаете? И им хочется узнать, что это такое.
— Пусть обратятся в Институт научной информации. Я не могу.
У него от огорчения обвисли щеки.
— Но я уже обещал им! — сказал он. — Мы с вами не можем вот так просто взять и отказаться. Это наши соседи, наконец!
Я промолчал.
— Я вас очень прошу, Андрей Сергеевич, — сказал он. — Я не могу вам приказать в данном случае, я вас очень, очень прошу. Я совершенно уверен, что это не потребует много времени. Мы соседи, у нас множество общих интересов. В конце концов, должны же мы помогать друг другу, разве не так?
— Почему им не обратиться в Институт информации?
— Возможно, им следовало обратиться в Институт информации, не спорю. Но, с другой стороны, они имеют полное право рассчитывать на поддержку соседей. Почему бы и нет? Слушайте, Андрей Сергеевич, ну зайдите к ним, посмотрите… Ведь, может быть, вы только посмотрите и сразу им скажете.
Черт с тобой, подумал я устало, черт с вами со всеми.
— Хорошо, — сказал я. — К кому у них там обратиться? И когда?
Он снова воссиял.
— Прямо к директору. В любое время. Лучше всего прямо сейчас.
— Нет, прямо сейчас я не пойду. Мне нужно в редакцию.
— Как вам угодно, Андрей Сергеевич! Значит, договорились? Ну, я очень, очень рад. Совершенно уверен, что времени это у вас займет немного. В крайнем случае посидите денек-другой дома…
Тут он заметил главбуха, только что появившегося из-за угла, радостно завопил: «Вот кстати, Илья Матвеевич, а вы мне нужны!..» и помчался ему навстречу. Я прошел в ворота. Мне было тошно от всего этого — и от Клары, и от глупых Юлиных претензий, и от самоуверенности Полухина. И от предстоящей встречи с японцем. Мне хотелось только, чтобы меня оставили в покое. Во дворе возле зимнего бассейна опять толклись люди. Они устанавливали на грубых деревянных козлах большой бак, выкрашенный серой краской, и при этом сердито спорили. Газон перед бассейном выглядел так, будто на нем занималась строевой рота новобранцев. И, как вчера вечером, остро воняло какой-то кислятиной. Черт с вами со всеми, думал я, ничего я не хочу. Ни бассейнов, ни газонов.
У лифта была очередь, и я поднялся по лестнице, поэтому мне пришлось подождать в коридоре, пока исчезнет тошнота. Ко мне подошел долговязый красавец Виля Смагин.
— Вот тебе и поплавали, — горестно сказал он. — Дай бедному Виле сигаретку. Придется теперь ездить в Химки.
— Почему, бедный Виля? — спросил я.
— Он еще спрашивает! Бассейн-то теперь нам отдадут месяца через два, не раньше…
— А что случилось с бассейном?
Виля недоверчиво посмотрел на меня.
— Ты что, дурачишь несчастного Смагина?
— Нет.
— Ты что, не знаешь, что бассейн у нас отобрали?
— Кто отобрал? Почему?
Виля вздохнул.
— Да, — сказал он. — Теперь я вижу. Ты действительно ничего не знаешь. Бассейн у нас отобрали беспозвоночники. В интересах науки, вот что ужасно. Они достали где-то громадную рыбу и запустили ее в наш бассейн. И бедному, несчастному Виле теперь негде тренироваться. Сочувствуешь?