— Ты становишься такой же фаталисткой, как Пандора, — заметил он нехотя. Эта плесень его тоже насторожила. Если в доме завелась плесень… — Хорошо, что мы заметили ее вовремя, — сказал он нерешительно.
— Напротив, мы обнаружили ее слишком поздно. Постоянно пытаемся успокоить себя чем-то. Вроде того, как пишут в газетах: "Современная ситуация не дает никаких оснований для паники". А в то же время на другой странице, в передовой, сообщается, что не хватает бомбоубежищ. "Кроме того, ощущается недостаток в противогазах для детей до трех лет. Правда, счастливцы от трех до семи вполне обеспечены". Выходит, традиционная война — наилучший выход. А рано или поздно война начнется…
— Но, позволь, — произнес он устало, уже без особой уверенности в голосе. — Мы же сами себе придумываем все эти страхи.
Постепенно вечерами стало раньше темнеть. Он зажег одну из уютных ламп.
— Я боюсь, что налетит мошкара, — проговорила она.
Он выключил свет. Несметное множество этих полуночников. Омерзительные существа с вытянутыми тельцами и складывающимися крыльями, непостижимые, неуловимые, никогда не знаешь, откуда они берутся, только знаешь, что они есть. Они запускают свой отвратительный хоботок куда-нибудь в вырез платья. А как только ты хочешь их отогнать, начинают соскальзывать вниз, пытаешься их прихлопнуть, но не тут-то было. Им нет числа, они вездесущи. Такое чувство, словно они опутывают человека сетью. Так и будешь лежать беспомощно в этом облаке трепещущих ножек и крыльев.
Роковой час все приближался. Теперь у них не было сомнений: им ничего не остается, как эмигрировать в другое полушарие, в Австралию. Они отправятся туда и займутся разведением овец. Как это им не приходило в голову раньше!
— Разводить овец — это замечательно, — прошептала она, как бы заранее готовясь встретить его возражения.
Им следует продать имущество, расторгнуть контракты по страховым полисам, и тогда у них не только хватит денег на билеты, но и окажется в руках кругленькая сумма, начальный капитал на время первых трудных лет. Им следовало бы быть крестьянами. Теперь они станут ими. Будут жить беззаботно и беспечно, как птицы в небе.
Он снисходительно засмеялся, пытаясь скрыть тревогу.
— Сначала мы с тобой посетим врача, а уж потом отправимся в Австралию.
После этого она более не говорила об Австралии. Но постоянно держала эту часть света в своих мыслях. "Когда ситуация обострится настолько, что он наконец осознает это (собственно говоря, это произошло уже давно), тогда они уедут". Она планировала их отъезд в мельчайших деталях, каждый день понемногу, чтобы все было совершенно ясно в тот момент, когда это станет актуальным, а этот момент наступит рано или поздно.
Однажды им принесли свежий номер "Военных новостей", и она с жадностью набросилась на него. Пусть посвященные скажут свое слово. В передовой статье говорилось о "глобальной стратегии великих держав" и о том, что сила современного ракетного оружия такова, что на нашей планете нет места вне пределов его досягаемости.
"Австралия — единственное пристанище всех несчастных, — подумала она. — Место, где пасутся мирные овечки".
Ей хотелось смеяться, слез больше не было. Неужели они и в самом деле собирались ехать в Австралию? Опять ее чуть не одурачили.
— Слава тебе, господи, — пробормотала она.
— Ты делаешь из мухи слона.
— Но мы ведь замечаем признаки надвигающейся опасности! — воскликнула она.
— Это ты замечаешь их. Нет, тебе непременно нужно показаться врачу! ("Неужели тебе самой не ясно, как ты нуждаешься в этом!")
— Сегодня я наконец была у него, — сказала она. — У врача.
Они сидели за послеобеденным кофе. В такое время дня возможности для взаимопонимания обычно кажутся безграничными.
— Ну что сказал врач? — он отложил газету.
— Назвал это "неврозом страха". Он так небрежно произнес это нелепое выражение, будто выпустил дым от гавайской сигары.
Он снова взял в руки газету.
— Мне уже начинает казаться, что ты жаждешь катастрофы. Ипохондрики вроде тебя готовы даже умереть, лишь бы показать, как они правы.
Красота природы, которая захватила их в тот далекий день, теперь представлялась ей загадочной, безудержной, кричащей, коварной.
— Эта летняя красота была такой неестественной, — вспомнила она. — То ли дело зимний день, чистый, целомудренный, не способный лишить человека душевного покоя.
— А когда придет зима, ты опять, боюсь, будешь говорить то же. Ты теперь принадлежишь к тем несчастным, которые рано или поздно начинают отрицать весь божий мир.
Он никак не мог заставить ее регулярно есть, нормально спать. Казалось, она решила вычеркнуть себя из активной жизни, и кто же был в состоянии переубедить ее, если она сама захотела, чтобы все было именно так? Если в ожидании, по ее мнению, неизбежного она пристально вглядывалась только в это неопределенное грядущее, а не в обыденную реальность. Всей своей неугомонной душой она страстно ждала того Дня, который отбросит ее страх в костер, как ненужную тряпицу.
И вот наконец настал День, который она предчувствовала, которого так боялась, что кровь стыла в ее жилах. Пришел День, отбросивший мучительное время ожидания и выполнивший свою миссию палача.
Она металась в бреду, не зная, куда преклонить голову, чтобы обрести покой. Обрести покой на дне безграничного, всепоглощающего Ничто!
Она призывала смерть. Ведь теперь она твердо знала: Смерть — это не последний враг. Смерть — это последний ДРУГ.
ПЕТЕР БРАТТ
БОМБА И ОБЛАКО
{5}
— Поры-ы-в, взры-ы-в, разры-ы-в, — завывала бомба, летя над каналом. — Грандиозно. Динамично. Тотально. Сверх того. Победный дух. Самопожертвование.
— Должно быть, ты сработана в Германии, — сказало облако, много повидавшее на белом свете. — Головы у тебя нет, зато есть философия.
— Я триумф немецкой изобретательской мысли, — гордо ответила бомба. — Я искусственный сверхчеловек. Живу, чтобы убивать. И свое земное назначение исполняю автоматически.
— Ни дать ни взять культуртрегер, — сказало облако. — Миссионер избранной расы. Перед тобой станут униженно пресмыкаться.
— Я всего лишь загоняю варваров туда, где им место, — в норы. Неарийцам — норы! Нордическим сынам солнца — свет!
— Ты напоминаешь мне древних драконов, что носились в поднебесье несколько тысячелетий тому назад. Правда, огонь извергался у них из пасти, а не с хвоста. Их называли Дети Ночи.
— Маленькое, хлипкое, отсталое облако — что ты смыслишь в истории? Не в твоих силах угнаться за временем. Старомодная летная модель. Непрочный материал. Ни характера, ни самодисциплины. Скелета нет, чести нет, гуманистическая туманная дымка — для любителей посозерцать. Демократический моллюск. А теперь на меня посмотри. Сильная. Непоколебимая. Целеустремленная.
