— А с какой радости их слушать-то стали? — спросил Гигон, пропустив мимо сознания всю эту в высшей степени занимательную историю.
— А кого больше слушать? Небось из ваших-то никто не приехал, — шофер осекся.
— Некому было приезжать, — сказал герцог. — Они тут власть делили.
— Вот пакость, — сказал шофер. — Ты смотри — весь бетон снесли, как же мы поедем? И когда успели, кому теперь бомбить?
Действительно, впереди вместо пусть плохого, выбитого и раскрошенного бетона, тянулась полоса грязи, в которой утонул даже гравий подушки. На первых же метрах машина взревела, основательно, до ступицы, зарывшись в жидкую дорогу.
Герцог покорно взялся за ручку дверцы, но Гугу взревел:
— Сиди, зараза, без тебя обойдемся, бери баранку — весу-то в тебе против моего…
И сам вылез и заорал:
— Эй, покойнички, вылезай — в землю ложиться будем!
Было слышно, как в фургоне завозились легко- и тяжелораненные.
Кряхтя и стеная, они с удивительной легкостью и проворством вытолкнули грузовик, начали таскать с обочин бревна, камни, обломки бетона и подкладывать их под колеса. Герцог только головой мотал да успевал выруливать, куда надо.
Солнце поднялось уже довольно высоко. По обе стороны дороги тянулся лес, и все верхушки у всех деревьев были срезаны на одной высоте, словно гигантская бритва просвистела в воздухе. Герцог попробовал прикинуть, что же за боевые действия тут велись — и не определил. Зато определил, что впереди белеет какое-то строение.
— Гугу, — перекрывая рев мотора сказал он. — Кажется, блок-пост впереди…
— Зараза, — сказал шофер. — Снова в одиночку придется… Эй, покойнички, давайте-ка назад в гробик!
Раненые охотно полезли в фургон, отчего машина основательно осела.
Так, под рев мотора и Гугу, они кое-как добрались до вагончика, крашеного белым, и долго еще ждали, когда оттуда соизволит выйти какое-нибудь начальство.
— Они, падлы, дорогу и разорили — чтобы к ним на скорости не подскочили да не перестреляли, — сказал Гугу. Бинты на его голове были густо заляпаны грязью, да и перчатки на руках уже не были белыми.
— Ну и глупо, — сказал герцог. — Мы бы уже сто раз их обошли и тепленькими взяли.
— Стратег, — уважительно сказал Гугу. — Прямо маршал Нагон-Гиг.
Из вагончика вальяжно, почесывая все места, вышел человек в солдатской форме, типичный дикобраз. Размерами дикобраз не уступал шоферу, но весь был какой-то рыхлый, белесый и вроде даже бы заплесневелый. Плесенью от него и несло.
— Бумаги давай! — потребовал он.
— Зачем тебе бумаги? Ты же неграмотный, — сказал герцог, но бумаги подал. Дикобраз сделал грамотное лицо и долго изучал документ, шевеля губами.
— Что в фургоне? Оружие? Наркотики? Бабы?
— Бабы, бабы, — сказал герцог. — Иди потрахайся.
Дикобраз обошел машину, лязгнул дверцей фургона и вернулся на удивление быстро.
— Да вы с ума сошли! Вы же их не довезете! Лучше давайте их здесь пристрелим, чтобы не мучились…
— Добрый какой, — сказал Гугу. — А разве у вас в столице не знают, что доктор Магга придумал лекарство от всех болезней?
— От всех? — не поверил дикобраз.
— От всех, — подтвердил Гугу. — Кроме дурости твоей.
— Змеиное молоко! А сам-то ты кто такой? Морду замотал, чтобы беглого аристократа не узнали?
Гугу заревел еще сильнее того, как ревел, выталкивая машину. Он ревел о том, как трижды горел в бронеходе в то время как господа дикобразы отсиживались в окопах, о нравственном облике господ дикобразов, о некоторых особенностях интимной жизни господ дикобразов, о поведении жен господ дикобразов во время войны, о благороднейшем происхождении детей господ дикобразов, о том, как господа дикобразы…
— Ой, хорошо… — сказал заслушавшийся дикобраз. — Штатскому человеку и не понять, как хорошо. Да, аристократы так не могут, один генерал Дрыгга мог, за это они его и извели, сволочи…
В это время дверь вагончика снова распахнулась, оттуда показалась качающаяся фигура в черной шинели и зеленом колпаке.
— Ох, яйцерез мой оклемался, — с испугом сказал дикобраз. — Ко мне яйцереза приставили для верности, вот я его и пою всю дорогу, чтобы не донес… У вас выпить есть? Не себе прошу, вам же лучше…
Герцог с сожалением достал из бардачка фляжку и протянул дикобразу.
— Есть, есть у них! — радостно заорал дикобраз в сторону вагончика.
И добавил негромко: — Вы проезжайте быстрей от греха, а то он тут с похмелья у меня человек пять расстрелял…
Гугу не надо было долго уговаривать.
— А чего мы его не убили-то? — с удивлением спросил он, когда блок-пост остался позади.
— Мы же не яйцерезы, — сказал герцог.
— Яйцерезы, не яйцерезы, а только они у меня, когда порядок наводить станем, эту дорожку будут языками вылизывать.
— А ты веришь, что станем порядок наводить? — спросил герцог.
— Возил бы я тебя иначе, котяра! — ответил Гугу и сунул в рот дорогую сигарету из личных запасов герцога Алайского.
Скоро внизу, в долине, показалась и столица. Дым стелился над ней, дым от многочисленных пожаров, и не все из них мог погасить дождь. Серая ладонь дыма принакрыла развалины герцогского дворца, громаду торгового центра, сгоревшие сады, шестигранник министерства обороны, взорванный мост через Иди-Алай, исторический музей, построенный безумным архитектором в виде древней усыпальницы, стадион боевых искусств на триста тысяч зрителей, старинный театр, который по привычке именовали Императорским, заводской район, откуда в основном и поднимались клубы дыма, и страшно было даже представить, что может гореть, скажем, на фабрике синтетического топлива, поскольку компоненты были сплошь токсичные — а надо всем этим торчал из дымного покрывала согнутый гвоздь Радиобашни.
Они проехали последний рубеж обороны — рубеж, который так и не понадобился, зато кому-то очень понадобилось привести его в полную негодность. Тут и там валялись сорванные взрывом боезапаса башни врытых в землю бронеходов, колпаки дотов, изготовленные из армированного бетона, были расколоты ударами чудовищной силы, словно вышел из моря пацифист ростом до неба и принялся приводить в исполнение свою давнюю мечту.
Может, это и к лучшему, подумал герцог, по крайней мере, въезд свободен, если только, конечно, наши далекие друзья не привезли сюда что-нибудь посерьезнее… Хотя не должны бы, это против их принципов.
На блок-постах их останавливали еще дважды, но в первый раз Гугу снова провел словесную артподготовку, и помогло, а во второй раз бородатый яйцерез, вполне грамотный, стал очень пристально приглядываться к герцогу, но тут один из раненых в фургоне издал столь жалобный предсмертный вопль, что проняло даже яйцереза.
