- Погоди, погоди, Петрович! Ты сядь. Ну, допустим, не врешь. Дальше то что?
- Дальше, - Петрович сел на табурет и выдержал паузу. - Я вот тоже, как ты, конечно, не верю ни одному слову. Но помалкиваю. Ну, хорошо, говорю, я, скажем, готов поддержать. А какая программа у вашей партии? Если вы от пришельцев, так у них там, во своясях, уже давно коммунизм построили. Стало быть они и у нас строить будут? Эти двое переглянулись и , вроде как усмехнулись. Нет, говорят, коммунизм строить не будут. А тогда что, капитализм с человеческим лицом? Они опять переглянулись: нет, говорят и его не будут. Что же вы, говорю, строить собираетесь? Строить ничего, отвечают, не будут, но план, конечно, имеется. Изложить его в деталях они не берутся, но план такой, что все будут жить по-человечески.
- По-человечески - это как, интересно? - ехидно поинтересовался Кузькин.
- Вот и я у них спросил то же самое, - Петрович искоса глянул на Константина Юрьевича и с сомнением покачал головой. - Давай-ка его, что ли, к верстаку прислоним, а то упадет.
Совместными усилиями рабочий класс переместил прослойку на новое место. Константин Юрьевич пробормотал что-то невнятное, то ли про световые годы, то ли про молодые, но тоже быстротечные, после чего уронил голову на руки и затих. Кузькин же взбодрился и теперь непременно желал выяснить, как живут по-человечески.
- Так вот, - продолжил Петрович, - а один из этих двух мне отвечает, мол, по-человечески, значит нормально. Это сложно, дескать, объяснить, но во главу угла надо ставить личность, чтобы она там.., ну, и так далее. Потому как, коллектив - дело хорошее, но если он состряпан не из личностей, дело - труба.
- Это уж как водится! - поддакнул Кузькин, изображая на лице полное понимание.
- Да, а у вас, мол, всех гребут под одну гребенку, оттого и общество так себе. Зашло в тупик и остановилось в развитии. Ну, а, мол, у пришельцев ученые, всякие теории, компьютеры, так что они учтут баланс интересов всех подряд, и мы дунем вперед. Но им, пришельцам то-есть, важно, чтобы мы на это дело пошли добровольно, иначе, мол начнутся всякие разговоры.., и все такое. И другого пути, кроме как выставить свою кадидатуру на выборах, они не видят. В конце концов, говорит, эти наши партии тоже предлагают кота в мешке, только помалкивают о том, что там они нарешали на своих пленумах. Вон большевики что в семнадцатом обещали, а что получилось?
- Так те хоть наши были,- перебил Кузькин, - а эти вообще неизвестно, кто такие.
- "Наши","ваши".., - пробурчал Петрович, - Наши алкаши чудо хороши, а ваши алкаши - сплюнь и не дыши! Это тебе не хоккей - жизнь... В общем они много чего еще мне наговорили. И про демократию и про партократию... Я просил: а что, мол, вы только нас на буксир берете, или американцев тоже? Ну, и других всех, в мировом масштабе? Про других, говорят, - где как пожелают. А у американцев вмешательство пока не требуется.
- Так может это масоны? - вдруг осенило Кузькина.
- Какие такие масоны? - Петрович пожал плечами. - Ты о чем?
- Ну, эти... Про которых все долдонят.
- Кто долдонит?
- Ну-у... Все. Заговор, и все такое.
- Не знаю, у них на лбу не написано. И насчет заговора разговору не было. Сказано - пришельцы. А привязались они к нам, потому что боятся, как бы мы под эти дела не устроили хорошую драчку и не угробили цивилизацию. Понятно?
- Да, - Кузькин сплюнул. - Это мы можем. Везде лезем. То Ангола, то Хренландия... В Афгане нам рыло начистили, утерлись, давай чеченов бомбить. Бей своих, пусть чужие боятся!.. Теперь вот, говорят, сапоги надо мыть в Индийском океане... И боеголовки, говорят, воруют, а их напекли, как картошки...
- Вот-вот, нам масонов не надо, мы тут сами себе масоны, - поддержал Петрович. - Да... Покалякакали мы, значит, они и говорят, вы, мол, подумайте. Что ж, говорю, я подумаю, а в случае чего, какой номер в беллютене? И тут они мне задали задачку. Номер, говорят, мы пока не знаем, знаем только, что в момент голосования вы и сами поймете, за какой голосовать. Если, конечно, решите, что стоит. А на нет, мол, и суда нет - голосуйте, как хотите. И тихо, так, спокойно вышли.
- А ты?
- А я остался, где сидел. Думать начал и сейчас еще не кончил. С тобой вот решил посовещаться.
Кузькин обнаружил, что клюет носом. И почувствовал, что его здорово разобрало. В голове все перепуталось и нестерпимо хотелось спать.
- Мне что у них понравилось, - Петрович тронул его за плечо, - Слышишь?
- Ну.
- Вот эта мысль про дураков, демократию и власть. Хорошая мысль.
- Какая мысль? - Кузькин с трудом поднял голову.
- Э-э, брат, да ты совсем окосел. И Юрьевич тоже... Что мне с вами теперь делать?
Наступала третья стадия. В этой стадии опъянения сознание Кузькина отключалось, но не насовсем. Периодически он приходил в себя, как бы выскакивая из небытия, но через минуту-другую снова погружался в мутную жидкость, похожую на клей, и барахтался там до следующего раза. Если попойка происходила с переменой места и обстоятельств, то, как выяснялось позже, Кузькин предпринимал разного рода активные действия, хотя и находился в бессознательном состоянии. Если же пили стационарно и его не задевали, он либо спал, либо таращился по сторонам, вставляя реплики и выкрикивая лозунги, но не причиняя иных беспокойств окружающим.
В нашем случае он успел только возразить, что отнюдь не пьян и готов идти, но куда именно, вспомнить не мог, запутался в междометиях и, уронив голову на грудь, временно покинул реальную действительность.
---
Очнулся Кузькин в полной темноте и сделал логический вывод, что темнота как-то связана с его закрытыми глазами, поэтому их следует открыть. Но как он ни старался, глаза не открывались. Точнее говоря, они, быть может, и открывались, но темнота не исчезала. Кузькин попытался встать, но тут его ударили сбоку чем-то твердым, после чего и сесть не удалось - пришлось падать. Последнее удалось лучше, но снизу лежал кто-то твердый, он, вероятно, обиделся и двинул Кузькина кулаком под дых. Кузькин озверел и начал лупить нижнего, целясь в то место, где, по его рассчетам, у негодяя располагался подбородок. Должно быть, он таки попал противник улез куда-то в сторону. Кузькин решил передохнуть, а потом найти мерзавца и установить его личность. Но в процессе отдыха выяснилось, что у него исчезло тело. То есть совсем, ибо Кузькин перестал его ощущать.
"Новое дело!" - подумал он и погрузился во мглу.
Спас его Петрович. Что он сделал, Кузькин не понял, но глаза вдруг открылись, и стало видно.
- Да, Генка, - Петрович сокрушенно помотал головой, такого я от тебя не ожидал. Вон Юрьевич, даром что инженер, а до дому дошел почти самостоятельно. А тебя даже боязно тащить - вся морда разбита. Ты что, о табуретку головой колотился?
