Галатея стала напевать какую-то странную мелодию, грустную и нежную, как журчание реки и музыка цветов.
— Что это за песня? — спросил Дэн.
— Ее пела другая Галатея — моя мать. Сейчас я переведу ее тебе, — сказала она, взяла Дана за руку и запела:
Среди цветов лесных поет ручей, звеня,
О возвращеньи, о любви, о тех счастливых днях…
О тех счастливых днях, что впереди их ждут.
«И через сто веков они, — поет, — придут!»
Лишь папоротника вздох и робкий шелест трав
Слышны ему в ответ. Они твердят: «Не прав!
Оставь, ручей, звенеть, нас будущим маня.
Былого не вернуть, увы… уж никогда».
Голос ее дрогнул; воцарилась тишина, которую не осмеливались нарушить даже вода своим журчанием и цветы своей музыкой.
— Галатея…
В ее печальных глазах стояли слезы.
— Это очень грустная песня, Галатея, — прошептал Дан. — Почему твоя мать была грустной? Ведь ты говорила, что в Паракосме все счастливы.
— Она нарушила закон, — ответила девушка безжизненным голосом. — Это неизбежный путь к скорби… Она полюбила призрака! Он явился к нам из твоего царства теней, жил здесь, а затем ушел. А когда к матери пришел назначенный спутник жизни, было уже поздно, понимаешь? Но в конце концов она примирилась с законом, хотя на всю жизнь осталась несчастной и теперь скитается по свету… Я никогда не нарушу закон, — с вызовом сказала Галатея.
Дан взял ее за руку.
— Я не хочу, Галатея, чтобы ты была несчастной. Я хочу видеть тебя всегда счастливой.
Она покачала головой.
— Но я и так счастлива, — сказала она с ласковой, но безрадостной улыбкой.
По дороге к дому они больше не обмолвились ни словом. Тени гигантских деревьев падали на другой берег реки. Некоторое время они шли, взявшись за руки, но у выложенной сверкающей галькой тропинки Галатея вырвалась и побежала. Дан бросился за ней. Когда он добежал до дома, Левкон сидел на скамье у входа, а Галатея стояла на пороге. Ему показалось, что в глазах девушки стояли слезы.
— Я очень устала, — сказала она и исчезла в доме.
Дану хотелось броситься вслед, но старик поднял руку, чтобы удержать его.
— Друг теней, — промолвил он, — выслушай меня.
Дан не без колебаний присел на соседнюю скамью.
Чувство тревоги охватило его: он не ожидал услышать что-либо приятное.
— Я должен сообщить тебе кое-что, — продолжал Левкон, — скажу это, ничуть не желая тебя огорчить, если только фантомы способны огорчаться. Так вот. Галатея любит тебя, хотя мне кажется, что она пока сама об этом не догадывается.
— Я люблю ее тоже, — сказал в ответ Дан.
Седой Ткач устремил на него изумленный взгляд.
— Не понимаю. Субстанция, разумеется, может любить тень, но как тень может любить субстанцию?
— Я люблю ее, — повторил Дан.
— Тогда горе вам обоим! Потому что в Паракосме это невозможно, это противоречит законам. Галатее уже назначили супруга. Возможно, он вот-вот явится.
— Законы! Законы! — процедил Дан сквозь зубы. — Чьи законы? Не мои, не Галатеи!
— Но они есть, — настаивал Седой Ткач. — Не нам их критиковать… только вот интересно, какая сила их отменила и позволила тебе явиться сюда!
— Я не признаю таких законов.
Старик внимательно посмотрел на Дана в сумерках вечерней зари.
— А разве так можно?
— В моей стране — да.
— Безумцы! — воскликнул Левкон. — Жалкие законы, созданные кучкой людей! Какая людям польза от законов, которые предусматривают исключительно наказания, придуманные опять же людьми? Может быть, никакой? Неужели такие, как вы призраки — принимают законы, запрещающие ветру дуть с запада, и разве ветер подчинится?
— Да, принимаем, — с горечью признал Дан. — Может быть, они и глупые, но более справедливые, чем ваши.
— Наши законы, — с гордостью сказал Седой Ткач, — это незыблемые законы Вселенной, законы Природы. Их попрание всегда приводит к несчастью. Я видел и познал это на примере матери Галатеи. Но Галатея сильнее ее… Ты здесь ненадолго, и прошу, не поступай дурно. Прояви милосердие; не заставляй ее страдать еще больше.
Старик встал и вошел в дом. Когда минуту спустя Дан последовал за ним, тот уже доставал из своей машины серебристый лоскут ткани. Дан грустно побрел в свою комнату, где звенела, словно отдаленный колокольчик, водяная струйка.
Когда Дан проснулся на рассвете, Галатея опять появилась с блюдом фруктов. Она поставила еду, чуть грустно улыбнулась и посмотрела на него так, точно ожидала чего-то.
— Пойдем со мной, Галатея, — сказал он.
— Куда?
— К реке. Поговорим.
Они молча шли к любимому месту Галатеи. В окружавшем его мире Дан заметил какую-то незначительную перемену. Очертания предметов стали расплывчатыми, эфирная музыка цветов еле доносилась, и даже пейзаж как-то колебался, будто дымка. Странное дело: когда он привел сюда девушку, чтобы поговорить с ней, то не знал, что сказать, и лишь скорбно молчал, не сводя глаз с очаровательного лица.
Галатея показала на восходившее багровое солнце.
— Так мало времени осталось до того, как ты вернешься в свой мир призраков, — прошептала она. — Мне будет грустно, очень грустно… Милая тень, — сказала она едва слышно, касаясь кончиками пальцев его щеки.
— А если я не уйду? — неуверенным голосом спросил Дан. — Вот захочу — и не уйду! — вдруг закричал он. — Останусь!
Тихая печаль девушки внезапно успокоила его. Он осознал всю смехотворность такой борьбы с неизбежным финалом сновидения.
— Если бы я устанавливала законы, ты бы остался. Но нельзя, мой добрый друг. Нельзя!
И забылись слова Седого Ткача!
— Я люблю тебя, Галатея!
— И я тебя тоже, — шепнула она. — Видишь, милая тень, я нарушаю тот же закон, что и моя мать, и я счастлива, что не боюсь грозящей мне беды. Левкон очень мудрый, — добавила она, ласково беря его за руку, — и я должна его слушаться. Но это — выше его мудрости, он так поддался старости… Поддался старости, — медленно повторила она.
Глаза девушки светились странным блеском. Она встала и повернулась к Дану.
— Добрый друг! То, что происходит со стариками… это смерть, о которой ты говорил… А что потом?
— После смерти? Кто знает?
— Но… Но нельзя же просто исчезнуть! — возразила она дрожащим голосом, — должно же когда-нибудь наступить пробуждение!
— Кто знает? — повторил Дан. — Некоторые думают, что мы просыпаемся в лучшем мире, хотя…
Он покачал головой.
— Наверно, так. Именно так и должно быть! — воскликнула Галатея. — Для тебя наверняка есть другой мир, лучший, чем тот безумный, о котором ты рассказывал. Милый мой друг, — прижавшись к Дану, зашептала она, — предположим, приходит ко мне назначенный возлюбленный, а я отказываюсь от него. Предположим, у меня нет детей и я поддаюсь старости, старею больше, чем Левкои, до самой смерти. Встречусь ли я тогда с тобой в том лучшем мире?
