Лакхаараа. Он стоял в полусотне шагов от них и выл, задрав морду к небу. Тщательно вытерев глаза (Лакхаараа - главный вожак Группы, почти равноправный партнер, и он не должен видеть ведущего в слабости), Скадли подошел к догу. Тогда пес завыл еще протяжнее, а потом схватил его за край пятнисто-зеленого плаща, подтащил к одному из лежащих и закружился вокруг, хрипло рыча и повизгивая. Сейчас прямо заговорит!
Скадли встал на колени рядом с трупом. Да (он уже догадался), это был солдат. Ну и что же? Солдат вообще-то двое было, вон еще один валяется, почему же именно с этим Лакхи уже второй раз ведет себя как щенок? Как щенок...
Зубы среднего сошлись под нижней челюстью, на горле, и лицо, охваченное светлой бородкой, оставалось нетронутым.
Да, Скадли видел его пять лет назад, когда еще не было этой бороды. И войны не было. Раньше тоже видел, почти каждый день, но пять лет назад - в последний раз. И тогда, как и теперь, глаза его были мокры от слез.
...Их дома в Нико соприкасались стенами, словно подталкивали друг друга локтями. Семьи не очень-то ладили, но сыновья-первенцы сначала не осознавали разницы между ларами и никанцами, а когда с возрастом уловили ее, не охладели друг к другу. Возможно потому, что оба были помешаны на собаках. В столице как раз открывались первые Школы - кто мог тогда знать, с какой целью они закладываются... Моурнианнэ (или Морни, если говорить на "общем") был двумя годами старше, но именно Скадли первым принес в дом неуклюжий жесткошерстный комочек, который тогда еще трудно было назвать догом, тем более - боевым. Впрочем, слово "боевой" тогда и вовсе не употреблялось. Морни тоже нацелился было на Школу, и кажется, он обладал способностями щупача (вот было бы здорово - два щупача в двух соседних домах!); но и в Школе не проявили восторга - Скадли тогда не понял, почему, - и отец, узнав, избил его до полусмерти за увлечение "варварскими игрищами".
Потом... Потом - события в Кандикаре и признание независимости "Нико, страны и города", нарушенное через год... Договор о репатриации никанской колонии... Ряд телег на улице и непроницаемо-каменное лицо соседа, отца Морни, и его каменная же ладонь, которая опустилась на плечо растерянного подростка, обрывая его прощание с остающимся младшим другом, почти младшим братом...
Щенка они вместе назвали Лакхаараа, что переводилось с ларского как "Тот, кто имеет два сердца". Разумеется, это прямой перевод, действительное значение было нечто вроде "Неуязвимый". Это имя Скадли ему сохранил, хотя раскаты ларской речи вводили в шок каждого Проверяющего, который посещал Школу, и они настоятельно советовали назвать вожака как положено. Сохранил даже после второго похода, когда ненависть к ларам кипела у него в груди, как расплавленный свинец. Сохранил, потому что имя псу дается один раз в жизни и перемены он не примет.
И имя Моурнианнэ в прямом переводе звучало как "На бегу стреляющий в скалу". Это тоже что-то значило, но тогда Скадли этим не интересовался, а сейчас - и подавно.
Он постоял над мертвым еще немного и вернулся к убитой собаке.
2
О Создатель этого мира! О Великий!
Каково прегрешение человека, заставляющего страдать
молодую собаку от недостатка пищи?
И сказал Ахура Мазда: "Столь же великое, как если бы
он заставил страдать от голода деревенского ребенка,
находящегося у него в услужении".
Я сижу, значит, реву как малыш, Группа скулит вокруг... совсем размокли. Но делать что-то надо. Встаю, промокаю морду, псов успокоил кроме Лакхи, тот все воет. Малый прямо лебезит - не может простить себе, что меня бросил. А Нюхачу все это до пятки, как прошлогоднее мясо. Мерзкая все-таки порода. Огрел бы его раз, да не поймет, за что.
Вообще-то нам положено в качестве доказательства правое ухо брать, но тут я засомневался. Во-первых, они все далеко друг от друга, самому ходить - до вечера не управлюсь, а собакам это не поручишь. А во-вторых... Даже сказать неловко. У одного-то из них я ухо точно не отсеку.
С одной стороны, конечно, они наших не жалеют. Это-то я знаю не из Бесед. Но все-таки.... А главное - время, время! Двое суток гнал, значит, и обратно - столько же. А у меня еще две собаки ранены.
Так ничего придумать и не могу. В конце-концов икнул я на это дело и заставил Группу вырыть яму (лопаты не было, а мечом копать - опять же время). Похоронил обоих вместе. Как - кого? - Морни и Верного, конечно. Знаю, у них это не принято, но не мог же я погребальный костер сварганить - это ведь воз сухого дерева. Потом, на ларские обычаи я икать хотел, я его - как никанца. Чего скалишься? Он бы знаешь, каким собаководом был, если бы Всемогущий иначе распорядился! Уложил, как нужно - в позе спящего, рядом дорожная сумка... Хватит.
Уши не стал брать. Скажу - пятнадцать - пусть поверят или проверят, если смогут. Небось, поверят - я все-таки пока на хорошем счету. А у того, которого считаю Сыном, беру всю голову и медальон нагрудный. Гнусное оно дело - головы рубить, но война спишет. Не мы начали... Сдам в Управление, пусть разбираются.
Обратный путь трудным был. У меня за плечами доспехи Верного и Лакхи, две головы (да, я не сказал, вторая - того старикашки, что чуть не упокоил меня. Все молодые ребята, а ему лет пятьдесят и ритуальная татуировка над бровями: видная шишка, значит). Седьмой совсем потух, сзади все плетется. Я, конечно, лапу перевязал, но я же не целитель. В общем, мы ночуем чуть ли не на том же месте, где их вечерняя стоянка была. Там как раз родник есть поблизости, но они, дурачье, его не нашли. Впрочем, так бы их и подпустил к воде...
Наутро Седьмой окончательно расхромался. Гружу его Лакхи на спину. А что - Лакхи раза в два тяжелее меня, а он, наоборот, вдвое легче. Вот и считай. Почти как на лошади получается. А Пятый - в порядке, как не было ничего.
Одним словом, к своим мы добираемся лишь следующим вечером. Нас, конечно, уже похоронили, Ребята виснут на мне всем скопом, так что я живо оказываюсь на земле. Даже заплечный мешок снять не дали. Очень трогательная сцена, чуть второй раз не разнюнился. Особенно меня достал Массажист - я месяца три назад у него занимался, когда курс кончал, и время от времени кого-нибудь из псов приводил, если помощь требовалась, но особой дружбы у нас не было (какая дружба - он мне в деды годится). А он, оказывается, больше суток не спал, когда все, кроме нас, вернулись, не ел и молился. Всемогущему.
Головы и отчет, конечно, отнес в Управление - это сразу, в тот же вечер. Потом меня наши в бассейн потащили и драили меня там до темноты: я, как выяснилось, до того устал, что сам даже мочалку держать не могу. Я думал уже завалиться, но Гети и Вигр не ушли, и мы с ними едва ли не всю ночь протрепались. Гети тоже пса потерял, своего Восьмого из средних. Это его первая потеря, а он нас всех моложе на столько же, на сколько я был младше Морни (хватит!) - совсем еще пушистый. Какой там сон! Все нам Восьмого расписывал. Почти до утра утешали мальчика. Я вообще зеленый стал, как листик: третью ночь не сплю. Почему третью - ну, позавчера караулил, а вчера не мог из-за... (хватит, я тебе говорю!)