Я поспешил ослабить широкий узел галстука и расстегнул ворот рубашки. Он, должно быть, понял и сам потянулся к внутреннему карману пиджака. Там находился блистр с капсулами валидола. Вячеслав Соломонович пытался раскусить ее, зубы беспомощно стучали. Я бросился к шкафчику за уксусом, там же лежал мобильный телефон - врача следовало вызвать незамедлительно.
Но граф не дал мне этого сделать. Увидев, как я метнулся к двери, он из последних сил замахал рукой, с трудом выдавив из себя "ни в коем случае", а затем произнес странное слово, мгновенно заставившее меня остановиться.
- "Асмаранд", - сказал Вячеслав Соломонович.
Я все же дал ему понюхать уксус. Граф медленно приходил в себя. Как только он почувствовал улучшение, первыми словами его были:
- Очень прошу вас, о том, что здесь было ни слова, ни полслова Артемьевым. Их это ни в коем случае не должно касаться. Скажите что-нибудь о найденном контейнере ртути, о радиации, о чем угодно, только не об этом. - Он махнул рукой в сторону шкатулки, так что я невольно перевел на нее взгляд. И уже не в силах был отвести его.
Работа неизвестного мастера была уникальна, ничего подобного ранее видеть мне не доводилось. Небольшая, но тяжелая, видно, не пустая, шкатулка имела размеры кляссера в ладонь толщиной. Поверхность ее буквально искрилась, годы пребывания в воздуховоде нисколько не повредили ей, серебро отливало в лучах солнца, дробясь чеканкой на мелкие сполохи. Крышка шкатулки была еще украшена и самоцветами, вправленными в благородный металл. Центр занимал большой, карат в пятьдесят, алый рубин, жаром пылавший в свете разгорающегося дня. Вокруг него во все стороны веером расходились камни, тускнеющие по мере удаления от рубина: багровеющая благородная шпинель, тускло мерцавший хризоберилл, подернутый изнутри тонким налетом гари. А по самым краям широким кругом располагались темные, почти непрозрачные пиропы, подобные золе, сквозь которую два теплятся отблески угасающего костра. Чеканка, окольцовывавшая каждый камень, расходилась и собиралась причудливыми узорами, виньетками и арабесками, плавно текущими к краям шкатулки, и заканчивающаяся изысканной бахромой окантовки. Похожие виньетки шли и по бокам шкатулки, только серебро в углублениях чеканных узоров потемнело или от времени или по замыслу чеканщика.
Мне пришло в голову, что узоры эти могут быть письменами. Я приблизился, пытаясь хотя бы определить язык, на котором они могли быть написаны. Может, разгадка находится внутри? Я подергал язычок, непонятно как державший крышку шкатулки наглухо запечатанной, однако, усилиям моим он не поддался. Я попытался еще раз, нажав, как следует.
- Немедленно перестаньте! - послышался резкий голос графа. Вячеслав Соломонович с усилием поднялся со стула. - Вы соображаете, что творите?
Я обернулся, непонимающе глядя на графа.
- Отойдите от нее! и не дотрагивайтесь более. Вы понятия не имеете о том, что перед вами. Я знаю... - при этих словах граф снова побледнел, но взял себя в руки и уже обычным голосом продолжил: - Потому и предупреждаю вас. Окажите любезность, принесите из швейцарской мой чемодан. Мы с вами ведь у вас есть машина? - увезем эту находку ко мне, от греха подальше.
Я принес чемодан. Моим соседям по дому не терпелось вызнать, докопались ли мы до причины аномалии и, если так оно и есть, в чем эта причина заключается. Однако, в ответ на все расспросы я принялся бормотать какую-то чепуху о радиационной опасности, исходившей от обнаруженного нами в стене контейнера, который удалось благополучно извлечь, и теперь осталось только доставить в службу радиационного контроля. Нелепая история эта, ничего толком не объяснив, лишь подстегнула воображение. Лев Игоревич тут же пожелал сбегать за дозиметром, промерить остаточный уровень радиации, а заодно и помочь довести опасную находку. Мне с большим трудом удалось удержать бухгалтера в состоянии бездеятельности, невыносимой для его натуры. Едва закрыв дверь швейцарской, я пулей взлетел по лестнице.
К моему приходу шкатулка была аккуратно завернута в газету, а картина Беклина вернулась на прежнее место. О случившемся напоминало лишь кирпичное пятно, неприятно выделяющееся на фоне белоснежных обоев. Перед уходом, я все же задержался ненадолго, передвинув шкаф, и таким образом, закрыл пятно. Мы спустились, по дороге мне пришлось продемонстрировать потяжелевший чемодан, в котором и находился источник опасности. Не думаю, правда, что демонстрация успокоила семью Артемьевых, - Лев Игоревич не вытерпел и поспешил домой за обещанным дозиметром. Покинули старый дом и мы, устремившись на окраину города.
- Усаживайтесь поудобнее, молодой человек, история, что вам предстоит услышать, длинная. Если не откажетесь, предложу вам чаю с пряниками, чай хороший, сорта "Эрл грей".... А какой, вы думали, будет еще у старого графа?
Я улыбнулся, с интересом оглядываясь, покуда Вячеслав Соломонович хлопотал у плиты. Старик жил один в маленькой квартирке ветхого кирпичного барака довоенной еще постройки без телефона и с удобствами в конце коридора. Все пространство квартиры было заполнено ветхими книгами и потрепанными журналами двух прошлых веков, - Вячеслав Соломонович всю жизнь проработал в архивах, и работа эта была для него жизненной страстью. Как раз над моей головой находилась полка с экземплярами "Нивы" и "Ежемесячного приложения" за 1902 год. Пока граф заваривал свой "графский" чай, я вынул одно из приложений и любовался орфографией журнала и именами его авторов.
Носик чайника негромко стукнулся о чашку, я вздрогнул.
- Наша семья очень долго выписывала "Ниву", вплоть до ее закрытия. Та репродукция Беклина, что висит в вашей спальне - одно из бесплатных приложений к журналу.
Вячеслав Соломонович налил чаю и, присев на стул напротив, принялся за долгий рассказ. А я невольно скосил глаза на шкатулку, лежащую на подоконнике: граф пока не решил, где ей место.
- В этом ковчежце, молодой человек, - голос Вячеслава Соломоновича зазвучал торжественно, - и я ни на йоту не сомневаюсь в своих словах, находятся пергаментные листы легендарной книги древности, именуемой "Асмаранд". В свое время я немалое число лет посвятил изучению мифологии доисламского Ирана, его культам и обрядам, сгинувшим тысячелетия назад без следа. И я могу назвать себя достаточно компетентным в данной области человеком, чтобы не сомневаться в произнесенных словах. Книга, что находится внутри, бесценна, ведь этому памятнику давно ушедшей эпохи, текстам, скрытым в ковчежце, более двух с половиной тысяч лет. Согласно одной из легенд, что окутывают и эту книгу и времена ее написания, письмена, составившие "Асмаранд", написал, - скорее всего, на авестийском языке - сам великий пророк Заратуштра. И хотя и сам пророк, и его последователи безвозвратно ушли в прошлое, все же редкие огоньки оставленной им веры еще тлеют в затерянных в горах селениях Гуджарата, еще рождают робкие сполохи прежнего света. Но редко кто из нынешних приверженцев некогда могучей религии огнепоклонников, что покорила весь Средний Восток, знает об этой книге. Только легенды и мифы, подчас самые противоречивые, вспоминаются седобородыми старцами, едва знающими язык пророка и почти не умеющими читать его чудом сохранившиеся письмена; лишь обрывки прежних великих знаний, легенды и мифы, рассказывающие самые удивительные истории об "Асмаранде". Лишь крупицы прежнего учения дошли до наших дней, и то размытые в толще вольных изложений комментаторов и проповедников. Существование самого Заратуштры ставится под сомнение, что говорить о книгах, приписываемых ему.
